top of page

THE VERY SPECIAL MEDICINE OF

VLADIMIR PRISON

 

Excerpts from 

Vladimir Bukovsky's

prison notes

НЕСТАНДАРТНАЯ МЕДИЦИНА ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ

 

Выдержки из тюремных записей

Владимирa Буковского

VladimirPrisonModel.jpg

Liberation newspaper, January 13, 1977. 

 

Vladimir Prison is the most severe place of detention in the Soviet Union. The most "formidable" criminal prisoners and the most "dangerous" political prisoners are imprisoned there. The detention regime is set accordingly. Dilapidated buildings, unsanitary punishment cells endanger the health of inmates. Added to this is the cynicism of the prison administration which, together with the very special medical service of the prison, plays games with the lives of prisoners. "You are in prison, so I do not intend to treat you in all seriousness, as long as you remain our enemies," a doctor once told Vladimir Bukovsky. An inmate must therefore engage in a daily battle to obtain the right to be treated. The third part of Vladimir Bukovsky's Prison Notes we publish today is a damning testimony to the medical practices of the Vladimir Prison.

 

LIST OF THE HEADS OF MEDICAL AFFAIRS

 

V. N. Popov, Deputy Head of Health Services, Ministry of Interior, USSR (MVD).

 

A. A. Bobylev, Deputy Head of the Medical Section of the MVD.

 

S. S. Kazakov, Head of Health Services of the Directorate of Corrective Work Establishments at the Directorate of MVD at the Regional Executive Committee of Vladimir region.

 

Major Zalivina, Inspector of Corrective Work Establishments in the direction of the MVD.

 

Major E. Boutova, Head of the Sanitary Division of Vladimir Prison.

 

Doctors of the buildings. 

 

1st building -- E. Pigareva. 

3rd building -- Titova.

4th building -- Z. Zamovskaya.

 

Ordinance No. 125 of the Minister of the Interior on the functioning of health services (May 1975) specifies that all punitive measures are to be fully applied to hospitalized prisoners (therefore, what is decisive is the penitentiary regime and not the the physical condition of an inmate; there must be a risk of imminent death for the the health service to exempt a patient from the punishment to which he is liable). Hence the usual practice of confining tuberculosis patients regardless of the stage of their disease. After a tuberculosis patient stays in a punishment cell, it undergoes no disinfection.

 

 

THE CASE OF POLITICAL PRISONER KRASSNIAK

 

Vladimir Krassniak, after being transferred to the Vladimir prison from camp No. 36 in Perm, was examined by psychiatrists and found to be mentally ill. In prison he was placed as such in a hospital cell, and treated accordingly. Despite this, from time to time he was being put in punishment cells "for breach of the detention regime." In particular from July 1 to July 10, 1975 he was put in a punishment cell together with Mechener. When Meshener complained, the administration reacted by transferring Krassniak to another punishment cell. According to Meshener, Krassniak was put on the same diet as the ordinary punished and received food according to the 9b standard, that is once every two days. 

 

Response from Kazakov, Chief of Health Services of the Ministry of Interior for the Vladimir region, dated July 25, 1975 to one of my complaints was as follows: "Inmate Krassniak V. has not been put the punishment cell but placed in a medical isolator because of the seriousness of his condition in regard to maintenance of his food ration and treatment." This response was contested by writing to various offices of the Interior Ministry, the Central Committee and the Prosecutor's Office, but all these complaints were referred to the same Kazakov. During a conversation with me (November 1975) Major Zalivina, inspector of Vladimir's Directorate of Corrective Work Establishments, assured me that Krassniak himself had asked to be put in a punishment cell and refused the diet which was offered to him.

 

 

THE CASE OF CRIMINAL CONVICT ZENOV

 

Zenov Nikolai Alexandrovitch, born in 1951, sentenced to 15 years of detention under special regime (including eight years in prison) for a serious crime. In December 1975 he spent two weeks in a punishment cell (cell no. 22) and became ill with a cold. He went to the doctor of building number 1, E. Pigareva, but received no treatment. On March 12, 1976, he was again put in a punishment cell with 39.5 degrees of fever. When he left the punishment cell he was unable to call a doctor or the doctor's assistant. The doctor of the building received him only when his temperature reached 41 degrees, his lips turned black, etc. An X-ray examination revealed long-standing pleurisy in the right lung.

 

Three liters of pus were pumped from the lung. He was then hospitalized for two months (from March 29 to May 30). On May 29, he had a heart seizure. He tried to get the doctor to come, but three hours passed before someone arrived. As a result of his knocking on his door, surgeon Pigarev finally arrived and threw himself at him with his fists, shouting, without wanting to hear him out: "Couldn't you have waited for one minute?!" When Zenov asked him if he was a jailor or a doctor he replied, "a jailor." After which Zenov was sent back to his building.

 

At the beginning of June he asked to be seen by the doctor of building number 4, E. Zamovskaya, because he had pus and blood in his lungs. She said he needed to be hospitalized urgently, but the "operational manager" and Major Boutova, Head of the Sanitary Division of Vladimir Prison, then in turn refused to sign the transfer order. Following a complaint to the Attorney General, a captain from the local section of the Corrective Work Establishments Directorate came over and promised to help Zenov to be placed in  hospital.

 

However, after a fortnight nothing had changed and Zenov lodged a new complaint with the prosecutor. After which Inspector Zalivina also promised to help. In the meantime, the patient's condition worsened, the fever rose to 40 degrees. On July 21, an X-ray examination revealed three abscesses in the lungs, but he still was not hospitalized. 

 

The criminal convicts succeeded in making political prisoners aware of this affair. The complaints made about this by political prisoners were all confiscated, as being "written for another person." Only the complaint to the regional prosecutor reached its destination, because complaints which are addressed to the prosecutor's office are not being screened by the prison administration. The prosecutor's office forwarded it to the Directorate of Corrective Work Establishments, where the following response was received: "I am asking you to inform inmate Bukovsky that his complaint which was sent to us by the prosecutor's office had been examined. In his complaint Bukovsky touches upon issues which do not concern him personally."

TYPICAL RESPONSES TO COMPLAINTS RELATING TO MEDICAL ASSISTANCE

 

Response from Kazakov, dated January 8, 1976:

 

"Please inform inmate Bukovsky that his complaint, which was referred to us by the executive committee of the city of Vladimir, was examined by the health services of the Management of the Corrective Work Establishments and declared inadmissible. The health unit of the OD-1/st 2 establishment is in possession of treatment and diagnostic equipment as well as medicines; the inmates are fed according to the regulations in force; there are no violations of the detention regime...".

 

Complaints sent to figures like Timakov, the President of the Academy of Medicine of the USSR, end up being forwarded to the people who are the subject of these complaints. Below is the answer from Galina Mokhova, representative of the 113th constituency of the City Soviet of Vladimir (in whose territory the prison is located), who is Chief Medical Officer of the municipal hospital, to one of my complaints about Gunnar Rohde and the general state of medical assistance in the Vladimir prison:

 

"On November 11, I checked the facts relayed in your complaints dated October 20 and October 27. After having analyzed the medical treatment records of Bukovsky, Rohde and some other patients, having examined the registers of rounds performed by medical assistants, the lists of prescriptions, as well as the state of the equipment for treatment and diagnosis, the supply of medicines, the staff, the organization of medical assistance in emergency cases, I have come to a conclusion that medical assistance in prison number two is in line with modern level of development of science of medical practice."

 

Bukovsky's comment: Representative Mokhova appeared exceptionally willing to help and to understand. Very soon after receiving the complaint she came to visit to the prison, and, as her answer shows, did inspect the medical unit and medical documentation. But her answer is a prime example of a case where even sympathetic people can easily be misled by lack of knowledge of prison conditions. Thus, Mokhova rightly writes that the spasmodic pains from which Rohde suffered did not call for urgent hospitalization and that therapy applied to him was effective. But in order to get therapy, or even to simply bring in a medical assistant (spasmodic pains in Rhode, who had suffered from an intestinal obstruction, are extremely agonizing, despite being "banal") Rohde's cellmates had to uproot a bench fixed to the cement floor, smash the feeding box, and split open the door. It goes without saying that such circumstances do not appear in the registers of doctor's visits and prescriptions, any more than there are records of cases where medical assistance was not provided.

 

Under the conditions of prison medicine and taking into account the restrictions set out in Ordinance No. 125, prison doctors cannot even take up the task of curing the sick. The role of prison medicine is limited to reducing the severity of the disease and preventing a fatal outcome. As a result, the diseases pass into a chronic form which is difficult to cure and subsequently lead to disability. Doctor of building number four Zamovskaya said bluntly: "You are in prison, I have no intention of treating you in all seriousness, as you are our enemies. I'm not going to waste my time treating traitors". She was also the one who told me: "I did not ask you to come to prison, you are being punished, you shouldn't have arrived in prison" (in response to a request to assign treatment of liver disease).

VLADIMIR PRISON HOSPITAL

 

Two floors of building no. 2 are reserved for the hospital. It is the oldest building in this prison. The transfer to the hospital is considered not a medical measure, but as a reward, as hospital food rations are provided there. The decision to transfer does not depend so much on the doctors as on the "operational" division. The hospital has 40 cells, including the psychiatric ones. A cell cannot contain more than three people out of a total of 1,300 inmates in this prison, of whom at least one third suffers from ulcers and at least 25% from tuberculosis. The 7.5 square meter hospital cell has no toilet or sink, detainees are taken to the latrine twice a day. There is only one warden per corridor and it is not possible to ask to go to the toilet outside the fixed hours, regardless of the nature of the prisoner's illness.

 

Hospital cells, like all others, have metal shields on the windows and the floors are cement. The sick, like all prisoners, live by a weak electric light, never extinguished. In the hospital, the walk -- for those who are able to walk -- is two hours, not one, as for the rest of the prisoners. 

 

On the top floor of the building there is the polyclinic section with the doctors' offices, which makes it relatively easier to get a doctor's visit than it is for those who are in the regular cells, although here it is also not easy. Medicines and injections are distributed in the corridors due to lack of sufficient space in the cells: the patient is summoned to the corridor and undergoes, standing, intramuscular or intravenous injections. (In ordinary cells, injections, when prescribed, are made by the doctor through the feeding box). Treatment, diet, and all medical measures, including transfer to the hospital, are used as a means of pressure on prisoners, because they are put in direct relation to their "conduct."

CALLING FOR A DOCTOR WHILE IN A REGULAR CELL

 

One can sign up for a visit in the morning, and only in the morning. This does not mean that you will be called the same day, being called can take a very long time, a week or two. In an emergency, you can summon the doctor's assistant, but even for that, you have to knock on your door and keep demanding it for a long time. It is particularly difficult to get medical help if you are in the punishment cell. And even if the doctor's assistant is brought in, he does not enter the cell and "performs his duties" through the feeding box. If the patient is unconscious, he has to be carried to the feeding box. Sometimes, the doctor's assistant is delayed so such a long time that the inmates start to demolish the feeding box and the door.

 

In September 1976, Souslensky, while located in punishment cell number 11 in building number 4, lost consciousness following a heart seizure. The inmates of the neighboring punishment cells succeeded in informing the inmates in the regular cells about this. For several hours inmates from across the building, including criminal convicts, kept knocking and bashing on doors and yelling out of the windows for a doctor. Reinforcements of wardens, armed with batons, were summoned as a result. Subsequently, Souslensky was transported on a stretcher from the punishment cell of building number four to a punishment cell of building number one where he stayed for the four remaining days of his punishment period.

THE DETAILS OF THE DAILY LEGAL BATTLE IN THE VLADIMIR PRISON 

 

Source: Liberation newspaper, January 12, 1977.

Since Monday Liberation has been publishing the prison notes of Vladimir Boukovski, which he took day after day, throughout his detention. These notes -- which have already made us aware of the open-ended hunger strike which the political prisoners of Vladimir prison are currently engaged in, demanding to be given back their reading and correspondence rights -- now address a more specific topic: how to ensure observation of the elementary rights of inmates when prison administration and prison authorities constantly question them.

 

From respecting food ration standards to setup of punishment cells, this daily battle forced inmates to know their rights in minute detail. It is by appealing to legality that an inmate can hope to achieve his goals. The following notes retrace parts of this struggle. Reading them makes one aware of the extent to which prisoners come up against a wall of incomprehension, silence, lies, which must be continuously fought, even if this means being punished for lodging "unjustified complaints."

 

These notes also highlight how the authorities violate their own legal rules. Beyond Vladimir Prison, this can extend to the entire Soviet society.

 

 

FOOD STANDARDS IN PRISONS AND CAMPS

 

Order No. 0225 of the USSR Minister of the Interior of April 25, 1972 (in agreement with the Office of the Prosecutor of the USSR prosecutor and the Council of Ministers).

 

The condemned imprisoned in Chizo (punitive isolator, N. du T.) without sending to work, or with sending to work, but refusing to go to work or intentionally not fulfilling production standards, receive their subsistence in accordance with the present standard 9b with distribution of hot food every other day. On the day they are deprived of hot food, they are given 450 grams of bread and hot water.

 

Standard (daily) of food 9b: Rye bread 450 grams, potatoes 250 grams, fish 60 grams, vegetables 200 grams, flour 10 grams, porridge (from millet, oats) 50 grams, fat 6 grams, salt 20 grams. Total monetary cost of food products per day: 21 copeks (about one Franc at the official exchange - Liberation).

 

Response of the Deputy Prosecutor of the Province of Vladimir, I. F. Sytchugov, dated February 18, 1975:

 

"A relevant regulatory provision which cannot be revealed to inmates provides for upkeep of prisoners on reduced rations during their first month of detention under the strict regime".

 

Note from Vladimir Bukovsky:

 

In accordance with article 36 of the Foundations of the Corrective Labor Legislation of the USSR, the reduced rations are only provided to people imprisoned in punitive or disciplinary isolators, or in punishment cells, or in cell-type premises, as well as in solitary cells of special regime colonies (new name for concentration camps since 1961 - Liberation). Тhis issue is interpreted in a similar way in Article 56 of the Russian Soviet Socialist Republic Corrective Labor Code. Punishment by putting an inmate on reduced rations while in prison is not provided for in either article 53 of the Corrective Labor Code of the Russian Soviet Socialist Republic or Articles 68 and 70 of Corrective Labor Code. 

ON THE SANITARY CONDITIONS IN PUNISHMENT CELLS

 

The following reply has been received from V. N. Popov, the Deputy Director of Medical Services of the Ministry of Internal Affairs of the USSR dated October 14, 1975, No. 11-7333: "Your complaint to the Minister of the Interior Shchelokov has been forwarded to the Department of Internal Affairs of the provincial executive committee for consideration by the committee."

Response from Kapkanov dated October 17, 1975, no. 9-12-B-1762: "In response to your complaint to the Мinistry of Internal Affairs of the USSR, we inform you that the existing punishment cells are equipped in accordance with the interior layout of the premises; the punishment cells which currently under construction are being equipment in accordance with the provisions of paragraph 12 of the Internal regulations."

Reply of K. S. Diatchkov, the chairman of the supervisory commission at the executive committee of the Frunze district Soviet of People's Deputies (the smallest administrative division of the USSR - Liberation) of the city of Vladimir, dated June 5, 1975, no 54/10: "Following your complaint concerning violations of the sanitary standards of maintenance of Souslensky in a punishment cell, a verification had been carried out which found your complaint to be unfounded and is therefore unjustified. The supervisory commission informs you that we will be considering discussing the option punishing you for writing unjustified complaints."

Response from Kapkanov (to the complaint sent to Andropov on August 26, 1975 (sic)) dated September 30, 1976, n 9-12-B-1961-1969: "The few individual punishment cells not yet fitted with folding berths will be equipped as and when their refurbishment takes place." [Note by Soviet History Lessons archive: the complaint to Andropov is, in fact, dated August 26, 1976 as per "Vladimirskaya Turma" compilation of documents by Vladimir Bukovsky, Khronika Publishing House, New York, 1977]. 

Note by Vladimir Bukovsky: In punishment cells which are not equipped with folding bunks, it is the inmate himself who has to bring a heavy wooden bunk to be used between curfew and sunrise. There have been instances where an inmate would loose consciousness and thus be unable to carry the bunk, and was left lying on the floor overnight. The doctor told the wardens to bring in the bunk, but they refused (in principle, prisoners are not required to carry the bunks, but they are forced to).

Reply received from Larin (Kapkanov's deputy), No. 9-1-B-1835, 1840, dated August 17, 1976: "Blinov's state of health was satisfactory and he is able to bring the bunk into the cell himself."

 

Response from Kapkanov, dated September 30, 1976, No. 9-12-B-2000, 2012: "The absence of ventilation in punishment cells, as well as the absence of siphons in toilet bowls does not contradict the regulations currently in force". 

Note by Vladimir Bukovsky: Due to the absence of water siphons, all the stench from the pipes accumulates in the punishment cell.

 

Response from Larine, dated October 20, 1976, no. 9-12-B-2192: "Please convey to inmate Bukovsky that he was properly punished for a gross breach of the prison regime. Directive No. 20 of the Ministry of Internal Affairs of the USSR does note provide for punishment cells to be equipped with light signaling systems".

Note by Vladimir Bukovsky: The absence of а light signaling system forces the inmates, in case of necessity (to call a doctor, etc.) knock on the door, and everyone does it, but when the administration wishes to prolong punishment, they write a report claiming what Inmate So-and-So knocked on the door, thus grossly breaking the prison rules.

Reply from Larine (to the complaint on the same subject addressed to the central committee, to Savinkine, the head of the administrative bodies) dated November 24, 1976, no 9-12-B-2437, 2481: "In response to the complaints received by the Central committee and the Central management of establishments for recovery through work, we are hereby informing you that the answers concerning the issue of light signalling and the issue of folding banks in the punishment cell have already been given to you on September 30 and October 20".

Bukovsky: In accordance with the commentary to article no. 34 of the Foundations of corrective labor legislation (page 132), "it is forbidden for those condemned to punitive isolators to have visits, to send letters, to acquire food products and objects of primary necessity, to receive parcels, to transmit parcels, to use tabletop games and smoking materials." However, it is not forbidden to receive by subscription newspapers and magazines, paper, pens, pen refills, books, letters from home. It is only the corrective Labor Code of the Uzbek Soviet Socialist Republic which, according to its article no. 71, forbids having at one's disposal in the punishment cells books, magazines, newspapers and other types of literature. 

Obraztsov's reply dated 19 1975, no 4/12: "The prohibition on providing inmates during their time in punishment cells with newspapers, magazines, and letters does not contradict the law."

 

Response of Drozdov P. M., the Deputy Prosecutor of the province (to the appeal lodged against the previous response) dated October 3, 1975: "The explanations given by the First Deputy Prosecutor of the province Obraztsov in his letter of July 19 does not contradict the law." 

 

Reply from the editor-in-chief of the Legal Literature publishing house V. Avilov, December 17, 1975, No. 229-K: "Vladimir Konstantinovich! The authors of the comments to the Foundations of Corrective Labor Legislation have asked us to let you know that all the remarks and proposals of the readers and the practitioners of this work will be taken into consideration when publishing  the reprint."

Источник: газета Liberation, 13 января1977 г. 

 

Владимирская тюрьма -- самое суровое место заключения в Советском Союзе. Здесь содержатся самые "страшные" уголовники и самые "опасные" политзаключенные. Режим содержания установлен соответствующий. Ветхие постройки и антисанитарные карцера ставят под угрозу здоровье заключённых. К этому следует добавить цинизм тюремной администрации, которая вкупе с нестандартным медицинским обслуживанием тюрьмы играют с жизнью заключенных. "Вы же в тюрьме, всерьез я вас лечить не собираюсь, и вообще вы же наши враги...", -- сказал однажды врач Владимиру Буковскому. Следовательно, заключённый должен вести ежедневную борьбу за право на лечение. Третья часть тюремных записок Владимира Буковского, которую мы публикуем сегодня, является убедительным свидетельством того, как устроена врачебная практика во Владимирской тюрьме.

 

Список ответственных за медицину лиц.

 

Зам. начальника медуправления МВД СССР Попов В.Н.

Зам. начальника медуправления МВД СССР Бобылев А. А. 

Начальник медуправления УНТУ УВД Владимирского обл­ исполкома полковник С.С. Казаков.

Инспектор УИТУ УВД Владимирского облисполкома майор Заливина.

Начальник санчасти Владимирской тюрьмы майор Е. Бутова. 

 

Корпусные врачи.

1-й корпус — Э. Пигарева.

3 - й корпус — Титова.

4 - й корпус — 3. Замовская.

 

Приказ No. 125 министра внутренних дел о работе медуправлений (май 1975 года) предписывает, что на заключенных, на­ходящихся в больнице, распространяются все меры наказания в полном объеме. (То есть первичен режим, а не состояние заключенного, и только в состоянии, угрожающем скорой смертью, медчасть может изъять больного из-под грозящего ему наказания.) Отсюда — обычная практика помещения в кар­цер туберкулезников с любой стадией болезни. После пребыва­ния туберкулезников в карцере дезинфекция карцера не про­изводится.

 

ДЕЛО ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗАКЛЮЧЁННОГО КРАСНЯКА

 

Владимир Красняк после перевода во Владимирскую тюрь­му с 36 л / п Пермских лагерей был обследован психиатрами и признан психически больным. В тюрьме был госпитализирован и содержался в больничной камере как психически больной, подвергаясь лечению. Несмотря на это, периодически водво­рялся в карцер "за нарушение режима содержания". В частности, с 1 по 10 июля 1975 года содержался в карцере рядом с Мешенером. На жалобы Мешенера администрация реагировала переводом Красняка в другой карцер. По сообщению Мешене­ра, в карцере Красняк содержался в тех же условиях, что и обыч­ные наказанные, и получал питание по норме 9б -- через день. 

 

Ответ Казакова от 25 июля 1975 года: "Осуждённый Красняк В. в карцер не сажался, а помещался в медицинский изолятор по тяжести заболевания с сохранением лечения и питания". Ответ был обжалован в различные инстанции МВД, в ЦК и прокуратуру, однако все эти жалобы были пересланы тому же Казакову. В устной беседе с мной (ноябрь 1975 года) майор Заливина, инспектор УИТУ УВД Владимирского облисполкома, уверяла, что Красняк сам попросился в кар­цер и сам отказался от диетического питания.

 

ДЕЛО УГОЛОВНИКА ЗЕНОВА

 

Зенов Николай Александрович, 1951 года рождения, осуж­дён на 15 лет особого режима (из них 8 лет тюрьмы) за серьёзное преступление. 22 декабря 1975 г. отсидел в карцере номер 22 15 суток и простудился. Обратился к врачу первого корпуса, лечения не получил. 12 марта 1976 года снова водво­рён в карцер на 10 суток с температурой 39,5. После карцера не мог вызвать ни врача, ни фельдшера. Лишь после того как температура дошла до 41, почернели губы и т.д., был принят врачом первого корпуса. Рентгеновское обследование показа­ло запущенный плеврит в правом легком.

 

Откачивали гной из легких (3 литра). На два месяца был госпитализирован (с 29 марта по 30 мая). 29 мая стало плохо с сердцем. Пытался вы­ звать врача, но никто не приходил 3 часа. На стук в дверь в кон­це концов пришел хирург Пигарев и набросился на него с кула­ками, не выслушав его (’’Что, не можешь подождать мину­ту?!”). На вопрос, кто он —надзиратель или врач? — ответил: надзиратель. После этого Зенов был выписан на корпус. 

 

В на­чале июня записался к врачу 4 корпуса -- Е. Замовской -- так как в легких гной с кровью. Она сказала, что его необходимо срочно класть в боль­ницу, однако перевод не подписывали то оперуполномоченный, то Бутова -- начальник санчасти Владимирской тюрьмы. После жалобы Генеральному Прокурору пришел капитан из местного УНТУ и обещал помочь с больницей. Однако через полмесяца ничего не изменилось, и Зенов вновь обратился с жалобой к прокурору. Инспектор Заливина по этой жалобе тоже обещала ему помочь. Тем временем состояние ухудшилось, температура поднялась до 40. 21 июля обследо­вание на рентгене показало в легких три нарыва, однако в боль­ницу так и не положили.

 

Заключённые уголовники смогли оповестить об этом политических. Жалобы по этому поводу все были конфискованы как написанные "за другое лицо". Дошла толь­ко жалоба прокурору области, так как жалобы в прокуратуру не вскрываются администрацией тюрьмы. Оттуда она была переслана в УИТУ, откуда пришел следующий ответ: "Прошу объявить осужденному Буковскому, что его жалоба, поступившая из прокуратуры, рассмотрена. В данной жалобе Буковский затрагивает вопросы, не касающиеся его лично".

ТИПИЧНЫЕ ОТВЕТЫ НА ЖАЛОБЫ ПО МЕДИЦИНСКОМУ ОБСЛУЖИВАНИЮ 

 

Ответ Казакова от 8 января 1976 года:

 

”Прошу объявить осуждённому Буковскому, что его заяв­ление, поступившее из горисполкома г. Владимира, медслужбой УВД рассмотрено и признано необоснованным. Медицин­ская часть учреждения ОД—1/ст. 2 лечебно-диагностической ап­паратурой и медикаментами обеспечена, питание осужденным выдается , согласно действующим нормам положенности, нарушений в условиях содержания не имеется".

 

Жалобы таким лицам, как Тимаков (президент Академии медицинских наук), посту­пают в конце концов тем же, на кого жалуешься.

 

Ответ депутата Владимирского горсовета от 113 избирательного округа Галины Михайловны Моховой, главного врача городской больницы, на жалобу Буковского по поводу Гуннара Роде и общего состояния меди­цинского обслуживания во Владимир­ской тюрьме:

 

"11 ноября мною были проверены факты, изложенные в Ва­ших жалобах от 20 октября и 27 октября. На основании анализа амбулаторных карт Буковского, Ро­де и некоторых других, выборочных историй болезней, жур­налов обхода дежурных фельдшеров, журналов врачебных на­ значений, а также состояния лечебно-диагностической аппа­ратуры, наличия медикаментов, штатов, организации врачеб­ной помощи при неотложных состояниях я сделала вывод, что обслуживание медицинской помощью в тюрьме No 2 нахо­дится на современном уровне медицинской науки и практики".

 

Комментарий Буковского: Депутат Мохова про­явила необыкновенное желание помочь и понять, очень быстро после жалобы явилась в тюрьму и, как очевидно из ответа,

действительно обследовала санчасть и медицинские докумен­ты. Буковский считает ее ответ типичным образцом того, как даже расположенные люди могут легко обмануться, не зная специфики тюремных условий. Так, Мохова совершенно спра­ ведливо пишет, что у Роде был случай спастических болей, экст­ренной госпитализации не требовалось и примененная терапия помогла. Но для того, чтобы добиться этой терапии, просто вызвать фельдшера (а спастические боли у Роде, перенесшего заворот кишок, при всей "банальности" случая крайне тяжелы), сокамерникам Роде пришлось вырвать скамью из цементного пола, выбить кормушку и расколоть дверь. Подобные обстоя­тельства, естественно, не находят отражения в журналах обхо­дов и назначений, как не находят в них отражения все случаи неоказанной помощи.

 

По условиям тюремной медицины, с учетом режимных ог­раничений, наложенных приказом No 125, врачи в тюрьме не могут поставить задачу излечения. Роль тюремной медицины сводится лишь к смягчению остроты заболевания и недопуще­ нию смертельного исхода. В результате заболевания приобре­ тают хроническую форму, трудно излечимую и приводящую к нетрудоспособности впоследствии. Замовская заявила прямо: "Вы же в тюрьме, всерьёз я вас лечить не собираюсь, и вообще вы же наши враги... Я не собираюсь тратить своjo время на из­менников и предателей". Мне же она сказала: "Я вас в тюрьму не звала, вы подвергнуты наказанию, не нужно было попадать в тюрьму" (на просьбу назначить лечение от заболевания печени).

БОЛЬНИЦА ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ

 

Два этажа второго корпуса отведены под больницу. Это самый старый корпус тюрьмы. Перевод в больницу рассмат­ривается не как медицинское мероприятие, а как вознаграж­дение, поскольку там выдается больничное питание. Решение вопроса о переводе в больницу зависит не столько от врачей, сколько от оперчасти. В больнице 40 камер, включая психиатрические. В камере может содержаться не более трех человек при общем количестве заключенных в тюрьме 1300 человек, из которых по крайней мере около трети страдают язвенной бо­лезнью и не меньше 25% — туберкулезом. Больничная камера площадью 7,5 кв. м. не оборудована ни унитазом, ни раковиной, заключенных выводят на оправку дважды в сутки. На весь коридор один надзиратель, и допроситься на оправку в неполо­женное время невозможно, каков бы ни был характер болезни. 

 

В больничных камерах, как и во всех остальных, щиты-жалюзи на окнах и цементные полы. Больные, как и все остальные заключённые, живут при слабом электрическом свете, который никогда не гасится. Прогулка в больнице (для тех, кто ходит) — два часа, а не час, как для остальных заключённых. 

 

На самом верху больничного корпуса находится поликлиниче­ское отделение с кабинетами врачей, поэтому достучаться и вы­звать врача сравнительно легче, чем в обычных камерах, но тоже трудно. Раздача лекарств и все инъекции делаются в кори­доре, так как в камере нет для этого места: вызывают больно­го в коридор и прямо там делают внутримышечное или внутри­венное вливание. (В обычных же камерах инъекции, когда они назначены, делают вообще через кормушку). Лечение, назначение диетпитания, вообще все медицинские мероприятия, включая перевод в больницу, используются как средство давления на заключённых, так как ставятся в прямую связь с их "поведением". 

ВЫЗОВ ВРАЧА В ОБЫЧНЫЕ КАМЕРЫ

 

С утра (только с утра) можно записаться. Но это не значит, что в этот же день тебя вызовут, вызвать могут очень нескоро, иногда через неделю-две и т.д. В случае неотложной необходи­ мости в медицинской помощи вызывается фельдшер, однако даже для этого надо стучать в дверь и долго требовать, чтобы его вызвали. Особенно затруднен вызов фельдшера в карцер. Даже в том случае, когда удается вызвать фельдшера, он не входит в камеру, а оказывает "медпомощь" через кормушку. Потерявших сознание приходится подносить к кормушке. Не­ редки случаи, когда фельдшер не идет так долго, что заклю­ченные начинают разбивать кормушку и ломать дверь.

 

В сентябре 1976 года Сусленский, находясь в карцере 4-го корпуса номер 11, в результате острого сердечного приступа поте­рял сознание. Заключенным соседних карцеров удалось сообщить об этом в камеры. На протяжении нескольких часов за­ ключенные всего корпуса, включая уголовников, колотили и ломились в двери, кричали в окна, требуя врача. В результате были вызваны дополнительные наряды надзирателей с дубин­ками. После этого Сусленского перенесли на носилках из кар­цера 4-го корпуса в карцер 1-го корпуса, где он досиживал оста­вавшиеся ему четыре дня.

ПОДРОБНОСТИ ЕЖЕДНЕВНОЙ БОРЬБЫ ЗА СОБЛЮДЕНИЯ ЗАКОНА ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ

 

Источник: газета Liberation, 12 января 1977 г.  

 

С понедельника Liberation публикует тюремные записи Владимира Буковского, которые он вёл изо дня в день на протяжении всего срока своего нахождения в тюрьме. Эти записи, которые уже проинформировали нас о бессрочной голодовке, которую в настоящее время ведут политические заключённые Владимирской тюрьмы с требованием вернуть им права на чтение и переписку, теперь касаются более конкретной темы: соблюдения элементарных прав заключённых в условиях, когда тюремная администрация и тюремные власти постоянно ставят их под сомнение.

 

Эта ежедневная битва заставляет заключённых знать свои права в мельчайших подробностях -- от соблюдения норм питания до условиях в карцерах. Именно апеллируя к законности, заключенный может надеяться достичь своих целей. Эти заметки описывают некоторые аспекты этой борьбы. Они помогают понять, с какой стеной непонимания, молчания и лжи сталкиваются заключённые, стеной, с которой необходимо постоянно бороться, даже если это влечёт за собой несение наказаний за подачу "необоснованных жалоб".

 

Эти заметки также подчеркивают, как власти нарушают свои собственные правовые нормы. Помимо Владимирской тюрьмы, это может распространяться и на всё советское общество.

 

НОРМЫ ПИТАНИЯ В ТЮРЬМАХ И ЛАГЕРЯХ

 

Приказ МВД СССР номер 0225 от 25 апреля 1972 года (согласовано с Прокуратурой СССР И Советом Министров СССР). 

 

Осуждённые, водворенные в ШИЗО (штрафной изолятор) без вывода на работу или с выводом на работу, но злостно отказывающиеся от рабо­ты или умышленно не выполняющие норму выработки, доволь­ствуются по норме (9-6) с выдачей горячей пищи через день. В день лишения горячей пищи им выдается 450 грамм хлеба, соль и кипяток.

 

Хлеб ржаной — 450 г.

Рыба — 60 г.

Мука — 10 г.

Жиры — 6 г.

Картофель — 250 г.

Овощи — 200 г.

Крупа (пшено, овес) — 50 г.

Соль — 20 г.

 

Общая стоимость продуктов в день — 21,3 копейки.

 

Ответ помощника прокурора Владимирской области И.Ф. Сычугова от 18 февраля 1975 года:

 

"Предусмотрено соответствующим нормативным актом, не подлежащим объявлению осуждённым, содержание осужденных на пониженной норме питания в первый месяц их содержания на строгом режиме".

 

Примечание В. Буковского: Согласно ст. 36 Основ ИТЗ СССР, пониженная норма пита­ния предусмотрена только для лиц, водворённых в штрафной или дисциплинарный изолятор, в карцер, в помещение камер­ного типа, а также в одиночную камеру в колонии особого ре­жима (новое название для концлагерей с 1961 года - Liberation). Аналогичная трактовка этого вопроса — в ст. 56 ИТК РСФСР. Такая мера наказания, как перевод на пониженную норму питания в тюрьме, не предусмотрена ст. 53 ИТК РСФСР или ст. ст. 68 и 70 ИТК.

О САНИТАРНОМ СОСТОЯНИИ КАРЦЕРОВ

 

Ответ зам. начальника мед. управления МВД СССР В.Н. По­пова от 14 октября 1975 года No 11—7333: "Ваша жалоба на имя министра внутренних дел Щелокова переслана в УВД облисполкома для комиссионного рассмот­рения". 

Ответ Капканова от 17 октября 1975 года No 9/12 - Б —1762 вх. No 6168 от 21 октября: "На вашу жалобу в МВД СССР сообщаем вам, что имеющие­ся карцеры оборудованы в соответствии с планировкой поме­щения, вновь строящиеся карцеры оборудуются в соответствии с параграфом 12 Правил внутреннего распорядка".

Ответ председателя наблюдательной комиссии при Фрун­зенском райисполкоме г. Владимира К. С. Дьячкова от 5 июня 1975 года No 54/10: "Ваша жалоба о нарушении санитарных норм по содержанию Сусленского в карцере при проверке не подтвердилась и явля­ется необоснованной. Наблюдательная комиссия ставит вас в известность, что за написание необоснованных жалоб мы по­ставим вопрос перед администрацией учреждения о вашем на­казании".

Ответ Капканова (на жалобу Андропову от 26 августа 1975 (sic) года) от 30 сентября 1976 года No 9/12—Б —1961, 1989: "Отдельные карцеры, не имеющие откидных нар, будут оборудоваться в процессе проведения ремонта". [Примечание архива Уроки Советской Истории: дата жалобы Андропову, на самом деле, -- 26 августа 1976 года, в соответствии с информацией, предоставленной в сборнике документов "Владимирская тюрьма", автором которого является Владимир Буковский, издательство "Хроника" Нью-Йорк, 1977 год]. 

Примечание Буковского: В карцеры, где нет откидных нар, заключён­ный должен сам вносить тяжелый деревянный топчан на вре­мя от отбоя до подъема. Были случаи, когда заключённый, по­теряв сознание, не мог внести топчан и его на всю ночь оставили на полу. Врач сказал надзирателям — внести топчан, они отказались. (В принципе заключённые не обязаны вносить эти топчаны, но их заставляют).

Ответ Ларина (зам. Капканова) No 9/1-Б-1835, 1840 от 17 августа 1976 года: "Состояние Блинова было удовлетворительное, и он сам спо­собен был внести топчан в камеру". 

 

Ответ Капканова от 30 сентября 1976 года No 9 / 12—Б—2000, 2012: "Отсутствие в карцерах вентиляции и водяных сифонов в унитазах существующим правилам не противоречит". 

Примечание Буковского: "Из-за отсутствия водяных сифонов вся кана­лизационная вонь скапливается в карцере".

 

Ответ Ларина от 20 октября 1976 года No 9/12—Б —2192: "Прошу объявить осуждённому Буковскому, что за грубое нарушение режима содержания в карцере он наказан обоснован­но. Оборудование световой сигнализацией в карцерах Приказ No 20 МВД СССР не предусматривает".

Примечание Буковского: Отсутствие световой сигнализации вынуждает в случае необходимости (вызов врача и т.п.) стучать в дверь — и все стучат, но когда хотят продлить наказание, подают рапорт о том, что заключённый стучал в дверь, чем грубо нарушил пра­вила.

Ответ Ларина (на повторную жалобу на ту же тему в ЦК, Савинкову, зав. Отделом административных органов) от 24 нояб­ря 1976 года No 9 / 12-Б-2437, 2481: "На жалобы, поступившие в ЦК КПСС и в ГУИТУ, сообщаем, что по вопросу световой сигнализации и откидных нар в кар­цере ответы уже давались 20 октября и 30 сентября".

Буковский: Согласно комментарию к ст. 34 Основ ИТЗ СССР (стр. 132), "в штрафных изоляторах осужденным запрещаются свидания, отправка писем, приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости, получение посылок, передача бандеро­лей, пользование настольными играми и курением". Однако не запрещено получать газеты и журналы по подписке, бумагу, ручки, стержни, книги, письма из дому. Только в ИТК Уз.ССР ст. 71 запрещено пользование книгами, журналами, газетами и иной литературой в карцере.

Ответ Образцова от 19 июля 1975 года No 4/12 вх. No 3920 от 22 июля: "Запрещение выдавать осужденным в период пребывания в карцере газеты, журналы, письма не протеворечит закону".

 

Ответ зам. прокурора области Дроздова П.М. (на обжалова­ние предыдущего ответа) от 3 октября 1975 года: "Разъяснение старшего помощника прокурора области Образ­цова в письме от 19 июля с. г. не противоречит закону". 

 

Ответ главного редактора издательства "Юридическая лите­ратура" В. Авилина от 17 декабря 1975 года No229—К: "Владимир Константинович! Авторы комментариев к Осно­вам ИТЗ просили нас сообщить вам, что все замечания и пред­ложения читателей и практических работников будут учтены при переиздании".

THE LABYRINTH OF COMPLAINTS

 

Source: Liberation newspaper, January 14, 1977.

"What is not expressly permitted is prohibited," Vladimir Bukovsky told us about the regulations in force in Soviet camps and prisons. This statement perfectly characterizes the character of Soviet law which, instead of being permissive as is generally the case in the West, includes only restrictive laws. It therefore leaves the door open to all possible interpretations for the authorities; hence the abuses. Certain types of postcards are not allowed. So the prisoner detent cannot receive them. All he can do is file a complaint knowing in advance that he is unlikely to be heard. Moreover, after circulating from department to department, from office to office, his complaint ends up falling into the hands mof the very person who took the sanction against the prisoner. The "fault" will inevitably fall on the prisoner who is at best called to order, at worst sent to a punishment cell for lodging an "unjustified complaint." The fourth part of Vladimir Bukovsky's prison notes that we are publishing today traces the battle he had to lead in order to correspond with his mother, describing "the labyrinth of complaints" that a prisoner faces and the repressions that ensue. 

 

 

CORRESPONDENCE WITH  A LEGAL ADVICE BUREAU OFFICE REGARDING THE PROHIBITION IMPOSED ON BUKOVSKY TO CORRESPOND WITH HIS MOTHER

 

Draft of a complaint, retained in Bukovsky's papers:

 

To the Director of the Moscow legal advice bureau office No. 16, from inmate Bukovsky Vladimir Konstantinovich.

 

Complaint: The administration of the Vladimir City Prison No. 2, grossly violating my right under article 27 of the RSFSR Corrective Labor Code, denies me the right to legal assistance. Thus, my request addressed to defense lawyer V. Y. Shveiski, who works in your office, and with whom I have entered into a formal contract, was, on March 24, 1976, illegally confiscated by the prison administration, on the pretext that I, allegedly, do not have the right to be assisted on questions relating to legislation which concerns correctional facilities.

However, as evidenced by a letter received from the President of the Moscow Bar Association Apraksine dated 1973, I have such a right. Article 27 of the Corrective Labor Code does not contain any exceptions or limitations to matters on which I am entitled to receive adequate consultations.

 

Given that following the illicit actions of the administration, lawyer V. Y. Shveiski, an employee of your office, is practically unable to honor his commitments under the contract and article 27 of the Corrective Labor Code, I urge you to take the necessary steps. Furthermore, please let Shveiski know that on March 24, I wanted to consult him on the following question.

 

It has been nearly three months since I have been practically deprived of correspondence with my mother through the fault of the administration which, by confiscating my correspondence, refuses to provide me with reasons for doing so and to specify what specifically the censorship finds objectionable in my letters. Without knowing this I cannot write any subsequent letters which will be, as the practice in force here attests, also confiscated. Considering the actions of the administration to be deliberate bullying aimed at cutting short my correspondence with my family, I asked V. Y. Shveiski to clarify to me whether Ordinance No. 20 of the Ministry of Internal Affairs of the USSR of January 14, 1972 contains any provisions making it a duty of the administration to suggest to me that I rewrite a letter before confiscating it from me. I was therefore asking to let me know whether I was justified in requiring the censorship to tell me the reason for confiscating my letters.

Response: "In response to your letter of June 24, 1976, I am hereby informing you know that defense lawyer V. Y. Shveiksi, up his return from leave, will visit you and will discuss with you all the questions which interest you". V. Shafir, Director of Legal Advice Bureau Office No 16.

 

After that, on May 3, prosecutor Obraztsov said in the course of a conversation that the confiscation of the petition addressed to defense lawyer Shveisky (March 24) was justified, as lawyers " do not have the right to interfere in the functioning of the administration."

Response: To Bukovsky Vladimir Konstantinovich. "I have received your complaint to the Director of the Legal Advice Bureau. To the extent that lawyer V. Y. Shveiski has been responsible for ensuring the interests of your defense before the supervisory bodies, you have the right to seek his advice on all legal questions related to your case, including those which may arise while you are serving your sentence. As you refer in your letter to violations of your rights concerning your correspondence with your lawyer and your family, we have forwarded your letter to the Central Directorate on Detention Locations of the Ministry of Internal Affairs of the USSR for verification. When defense lawyer Y. V. Shveiski returns from Omsk where he is currently traveling on business, the content of your complaint will be communicated to him." V. Shafir, Director of the Legal Advice Bureau Office. 

Response of the President of the Moscow Bar Association to the complaint addressed to Apraksin: "Following your letter of June 28, defense lawyer Shveisky was summoned by the Panel of the Moscow Bar Association and received your letter. He said that he did not need any action to ensure his rights, as they were not being infringed by anyone. It is for this reason that no response has been made to your letter ". Skliarski, Interim President of the Moscow Bar Association.

 

Note: On September 11, defense lawyer Shveiski visited me and when I asked him about my complaint to Apraksin, he told me that he knew nothing about it. It turned out later from the now lost responses to my complaints that Skliarski had lied. Shveiski had not been summoned to the Moscow Bar Association. The Bar Association had promised to take action against Skliarski.

PUNISHMENTS FOLLOWING COMPLAINTS

 

In response to my complaint about the disappearance of my letters, I. Kapkanov (the head of the town of Vladimir Directorate of Corrective Work Establishments) ordered, on January 10, 1975, to punish me for having lodged "unjustified complaints," and, on January 21, I was deprived of a visit.

 

On January 22, I filed a complaint with the prosecutor Obraztsov against Kapkanov, and on January 22 I filed a complaint to Savinkin ( at the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union), against Kapkanov as well.

 

Response of Prosecutor Sytchougov dated February 18: "The Head of the Corrective Work Establishments of the Ministry of Internal Affairs of the Regional Executive Committee of Soviets of People's Deputies is to return to reviewing the issue of justifiability of the sanctions applied to him on January 21 by the prison administration".

Kapkanov's response dated February 28: "Considering the absence of coarse or inadmissible expressions in the complaint of inmate Bukovsky dated December 10, 1974, I am hereby asking to cancel the order of January 10 in the part concerning the disciplinary action against Bukovsky."

 

For having written a complaint, Yakov Souslensky was put in a punishment cell on May 13, 1975 for two weeks. On May 19, I address complaints to Obraztsov, Ponomarev (of the regional party committee) and Savinkin.

 

Obraztsov's response dated May 28: "The verification showed that the detention of Souslensky for writing his complaint in impermissible terms had been justified."

For writing a complaint Babur Shakirov was put in a punishment cell for two weeks on May 31. On June 10, 11 and 18, I was bringing complaints for the attention of Obraztsov, and again for his attention (about the term "inadmissible expressions"), and to the Prosecutor's Office of the Russian Federation of Soviet Socialist Republics (Bolyssov) against Obraztsov.

 

Response received from the Deputy Prosecutor of the region S. Salnov dated July 16: "sanction justified." A complaint was addressed on June 18 to Pelsche (to the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union) about the practice of punishing inmates for their complaints.

Larine's response: "It has been established that he (Bukovsky - ed.) writes complaints and that the administration does not oppose this activity and transmits the complaints to various bodies within the required deadlines. It has not been established that he was bullied by the administration for writing complaints. Inmates Shakirov and Souslensky were punished, and rightly so, for wording their complaints in impermissible terms. The administration does not violate the decree of the Presidium of the Supreme Soviet "On procedures concerning examination of complaints and claims by citizens"."

On September 25, 1975, Alexei Safronov, for having lodged a complaint with the Prosecutor's Office of the Russian Soviet Federated Socialist Republic against Larine, was punished by placing in the punishment cell on Larine's order. I complained to Savinkine on October 6.

 

Obraztsov's response dated October 28: "I am hereby asking you to inform inmate Bukovsky that the regional prosecutor's office has investigated his complaints and those of other inmates and has established that Safronov was punished on September 25 without sufficient grounds. Steps have been taken as a result to overturn the order to punish Safronov by placing him in a punishment cell and to impose disciplinary sanctions on those responsible for this punishment." (Once again, Safronov had already completed his fortnight in punishment cell).

Among other things, it appears from all of these responses that they were not provided by the people to whom the complaints were directed. Complaints were forwarded to the local government, often to the very people who have committed the offenses. Here is a telling example.

Reply from V. Bolyssov, Head of the Control Service for Places of Detention at the Prosecutor's Office of the Russian Soviet Federated Socialist Republic, to a complaint addressed to the Deputy Prosecutor General of the USSR, Maliarov:

 

"It was established that the administration of the establishment complied with the regulations by confiscating a letter addressed to his mother, the said letter containing impermissible expressions. It is also with good reason that his request addressed to defense lawyer Shveiski had not been sent. Transmission of additional contents in letters addressed to convicts is not allowed. This is why the administration acted correctly in returning her letters to Bukovsky's mother, which contained blank postal forms and blank "Book by Mail" order forms. 

"The regulations do not provide that convicts have in their possession stereoscopic postcards. It is not true that, as Bukovsky claims, convicted persons are infringed in their right to submit complaints and petitions and that they are punished for having lodged a complaint. All queries and complaints from convicts including Bukovsky, except those containing objectionable expressions were sent by the administration to the addressees. The prison administration is not breaking the rules regarding the procedures of sending complaints. There is no reason to grant Bukovsky an additional visit from his mother. Those sentenced to time in punishment cells and to strict regime are fed according to the established standard. 

"Bukovsky's allegations concerning breaches of this standard are unfounded. The prison administration is doing the right thing when it prohibits convicts from buying clothes and shoes by mail order, as the law does not consent to it. Razors are included in the list of primary necessities, therefore they can only be purchased by inmates with money they are entitled to spend. In October 1975, Bukovsky was rightly sentenced to time in a punishment cell for gross violation of the regime. The same applies to inmates Voudka, Rohde and Chekalin, punished for having lodged slanderous complaints. Some other facts set out in Bukovsky's complaint have been confirmed. The necessary measures have been taken."

ЛАБИРИНТ

ЖАЛОБ

 

Источник: газета Liberation, 14 января 1977 г.

 

"То, что прямым текстом не разрешено, запрещено", -- сказал нам Владимир Буковский о правилах, действующих в советских лагерях и тюрьмах. Это утверждение прекрасно определяет характер советского законодательства, которое вместо того, чтобы быть диспозитивным, как обычно на Западе, включает в себя только ограничительные законы. Таким образом, это оставляет дверь открытой для всех возможных интерпретаций со стороны властей; отсюда и злоупотребления. Например, некоторые типы открыток не разрешены. Таким образом, заключённый не может их получать. Всё, что он может сделать, это подать жалобу, заранее зная, что его вряд ли услышат. Более того, после передачи из отдела в отдел, из кабинета в кабинет, его жалоба попадает в руки того самого человека, который принял запретительные меры против заключённого. "Вина" неизбежно будет возложена на заключённого, которого в лучшем случае призовут к порядку, в худшем -- отправляют в карцер за подачу "необоснованной жалобы". В четвертой части записей Владимира Буковского которую мы публикуем сегодня, идёт речь о битве, которую ему пришлось вести за то, чтобы вести переписку с матерью, и описывается "лабиринт жалоб", с которым приходится иметь дело заключённом, а также следующие за этим наказания. 

 

ПЕРЕПИСКА С ЮРИДИЧЕСКОЙ КОНСУЛЬТАЦИЕЙ КАСАТЕЛЬНО ЗАПРЕТА НА ПЕРЕПИСКУ БУКОВСКОГО С МАТЕРЬЮ

 

Черновик жалобы, сохранившийся в бумагах Буковского:

 

Заведующему Юридической консуль­тацией No. 16 города Москвы от осужденного Буковского Владимира Константиновича.

 

ЖАЛОБА

 

Администрация тюрьмы No. 2 г. Владимира, грубо нарушая мое право, предусмотренное ст. 27 ИТК РСФСР, лишает меня права получения юридической помощи. Так, мое заявление адвокату Швейскому В. Я., работающему в Вашей консультации, с которым у меня заключен соответству­ющий договор, было 24 марта 1976 года незаконно конфиско­вано администрацией на том основании, что я якобы не имею права получать помощь по вопросам исправительно-трудового права.

Между тем, согласно письму председателя Московской го­родской коллегии адвокатов Апраксина от 1973 года, я такое право имею. Ст. 27 ИТК также не содержит исключений и ограничений вопросов, по которым я могу получить такую консуль­тацию.

 

Поскольку в результате незаконных действий администра­ции работающий в Вашей консультации адвокат Швейский В.Я. фактически лишается возможности исполнять свои обязанно­сти вытекающие из договора и ст. 27 ИТК, прошу Вас принять соответствующие меры. Одновременно прошу сообщить Швей­скому, что 24 марта с. г. я обращался к нему по следующему вопросу.

 

Около трёх месяцев я практически лишен переписки с моей матерью по вине администрации, которая, конфискуя мою корреспонденцию, отказывается сообщить мне причины своих действий, указать, что именно недозволенного в моих письмах усматривает цензура. Не зная этого, я не могу писать следую­щее письмо, так как оно, как показала здешняя практика, также будет конфисковано. Расценивая действия администра­ции как умышленное издевательство, направленное на искус­ственное пресечение моей переписки с домом, я просил Швейского В. Я. выяснить, содержит ли Приказ No20 МВД СССР от 14 января 1972 года положение, согласно которому админи­страция обязана предложить мне пересоставить письмо до того, как конфисковать. Таким образом, я просил проконсульти­ровать меня — обосновано ли мое требование к цензуре, ука­зать, за что именно мое письмо конфисковано.

Ответ: "На Ваше письмо от 24 июня 1976 года сообщаю, что адвокат Швейский В. Я. после возвращения из очередного отпуска по­сетит Вас и обсудит все интересующие Вас вопросы".

В. Шафир, Заведующий Юрконсультацией No 16.

 

После этого, 3 мая, прокурор Образцов в устной беседе за­явил, что конфискация заявления адвокату Швейскому от 24 марта обоснована, так как адвокат "не имеет права вмешивать­ся в функции администрации".

Ответ: Буковскому Владимиру Константиновичу. "Ваша жалоба на имя заведующего Юридической консульта­цией мною получена. Разъясняю Вам, что, поскольку адвокат Швейский В. Я. имеет поручение на ведение защиты по Вашему делу в надзорных ин­станциях, Вы имеете право обращаться к нему по всем право­вым вопросам, связанным с данным делом, в том числе и по правовым вопросам, возникающим в процессе отбытия нака­зания. В связи с тем, что в своем письме Вы ссылаетесь на ущем­ление Ваших прав, связанных с перепиской с адвокатом и род­ственниками, Ваше письмо направлено нами в главное управ­ление мест заключения МВД СССР для проверки. После возвращения адвоката Швейского В. Я. из Омска, где он находится в командировке, он будет ознакомлен с содер­жанием Вашей жалобы". Зав.Юрконсультацией В. Шафир.

Ответ председателя МГКА (Московской городской коллегии адвокатов) на жалобу Апраксину: "В связи с Вашим письмом от 28 июня с. г. в президиум МГКА был приглашен адвокат Швейский, который был ознакомлен с Вашим письмом. Он пояснил, что не нуждается в принятии ка­ких-либо мер для обеспечения его прав, ибо никто его прав не нарушает. В связи с этим никакого ответа Вам на это письмо не направлялось". И.о. председателя МГКА Склярский.

 

Примечание: 11 сентября адвокат Швейский был у Буков­ского на свидании и на вопрос о жалобе Буковского Апракси­ну сказал, что о ней он ничего не знает. Как потом выяснилось — из несохранившихся ответов на жалобы Буковского, — Скляр­ский солгал; Швейского никто в коллегию не вызывал, колле­гия обещала принять меры по отношению к Склярскому.

НАКАЗАНИЯ ЗА ЖАЛОБЫ

 

В ответ на мою жалобу о пропаже писем И. П. Капканов (начальник УИТУ Владимирского УВД) 10 января 1975 года указа­нием предписал меня наказать за написание "необоснованной жалобы", и 21 января я был лишён очередно­го свидания по постановлению.

 

Посланы жалобы: 22 января — Образцову на Капканова, 22 января — Савинкину (ЦК КПСС) на Капканова.

 

Ответ прокурора Сычугова от 21 фев­раля: "Начальнику УИТУ УВД облисполкома предложено вновь вернуться к рассмотрению вопроса об обоснованности наложе­ния на него 21 января администрацией тюрьмы взыскания". 

Ответ Капканова от 28 февраля: "В связи с отсутствием в жалобе осужденного Буковского 10 декабря 1974 года нецензурных и недопустимых выражений прошу указание от 10 января в части наказа­ния осужденного Буковского в дисциплинарном порядке отме­нить".

 

За написание жалобы Яков Сусленский 13 мая 1975 го­да водворён в карцер на 15 суток. 19 мая я адресовал жалобы Образцову, Пономареву (обком партии), Савинкину.

 

Ответ Образцова от 28 мая: "Проведена проверка, которой установлено, что Сусленский за подачу жалобы в недопустимых выражениях наказан водворением в карцер обоснованно".

За написание жалобы Бобур Шакиров 31 мая водворен в карцер на 15 суток. Жалобы Буковского 10, 11 и 18 июня Образцову, ему же (о термине "недопустимые выражения") ,

Прокуратуре РСФСР (Болысову) на Образцова.

 

Ответ зам. прокурора области С. Я. Сальнова от 16 июля: "наказание обосновано". Жало­ба от 18 июня Пельше о практике наказания за жалобы.

Ответ Ларина: "Установлено, что он (Буковский - ред.) пишет жалобы, а администрация уч­реждения не препятствует и направляет их в различные ин­станции в установленные сроки. Притеснений его за написание жалоб со стороны администрации не установлено. Осужденные Шакиров и Сусленский были наказаны за написание жалоб в не­допустимых выражениях обоснованно. Указ Президиума Вер­ховного Совета "O порядке рассмотрения жалоб и заявлений граждан" администрацией учреждения не нарушается".

25 сентября 1975 года Алексей Сафронов за жалобу от 15 сентября на Ларина в Прокуратуру РСФСР был наказан по распоряжению Ларина — водворён в карцер. Я подал жалобу Савинкину 6 октября.

 

Ответ Образцова от 28 ок­тября: "Прошу объявить осужденному Буковскому, что проверкой его жалобы и других осужденных прокуратура области устано­вила, что Сафронов без достаточных оснований подвергнут взысканию 25 сентября. В связи с этим приняты меры к отме­не постановления о водворении в карцер Сафронова и привле­чению к дисциплинарной ответственности лиц, по чьей вине был наказан Сафронов". (Сафронов к тому времени отсидел свой двухнедельный карцерный срок).

Среди прочего, из всех этих ответов следует, что они не были предоставлены людьми, которым были адресованы жалобы. Жалобы направлялись в местные органы власти, часто тем самым людям, которые совершили правонарушения. Вот показательный пример.

Ответ В. Болысова, начальника отдела по надзору за местами лишения сво­боды Прокуратуры РСФСР на жалобу заместителю Генерального прокурора Малярову:

 

"Установлено, что администрация учреждения правильно кон­фисковала его письмо, адресованное матери, так как в нём со­ держались недопустимые выражения. Обоснованно не было отправлено его заявление адвокату Швейскому. Пересылка в письмах, адресованных осужденным, посторонних вложений не разрешается. Поэтому администрация учреждения правильно возвратила матери Буковского ее письма, в которых находи­лись бланки почтовых уведомлений и заказов Посылторга. 

Хранение осужденными стереооткрыток Правилами внутренне­ го распорядка не предусмотрено. Являются необоснованными сообщения Буковского об ущемлении права осужденных на подачу ими жалоб и заявлений и применении к ним взысканий за подачу жалоб. Все заявления и жалобы осужденных, в том числе и Буковского, за исключением тех, в которых содер­ жатся недопустимые выражения, администрацией учреждения отправлялись адресатам. Не имеется нарушения в действиях администрации учреждения в самом порядке направления жа­ лоб. Оснований для предоставления Буковскому дополнитель­ного свидания с матерью нет. Питание осужденным, водворен­ным в карцер и содержащимся на строгом режиме, предостав­ляется по установленной норме. 

Утверждения Буковского о нарушении этой нормы не обоснованы. Администрация учреж­дения правильно не разрешает осужденным приобретать пред­ меты одежды и обуви через Посылторг, так как законом это не предусмотрено. Бритвенные принадлежности входят в пере­чень предметов первой необходимости, поэтому могут быть приобретены осужденными только на деньги, которые они име­ют право расходовать. Буковский в октябре 1975 года был обоснованно водворен в карцер за грубое нарушение режима. Также правильно были наказаны осужденные Вудка, Роде и Чекалин за подачу ими жалобы клеветнического характера. Отдельные сведения, изложенные в жалобе Буковского, подтвердились. По ним приняты необходимые меры".

Boekovski1987.jpg

Vladimir Bukovsky seminal 1984 essay on Russian government's propaganda and subversion strategies.

Peace as a Political Weapon

NinaI.jpg

Ludmilla Thorne reports from Vladimir Bukovsky's first post-exchange residence in Switzerland.

Mother Courage

delaunay.jpg

Vadim Delaunay writes in verse to his friend Vladimir Bukovsky following their 1967 trial.

Vadim Delaunay

pacifists2.jpg

Vladimir Bukovsky's 1982 essay on the USSR-inspired peace movement sweeping over the West.

Pacifists Against Peace

VBBirthday.jpg

Vladimir Bukovsky's obituary written by Alissa Ordabai.

Alissa Ordabai on Vladimir Bukovsky

svirsky.jpg

Grigory Svirsky remembers Vladimir Bukovsky and Victor Feinberg.

Grigory Svirksy

krasnov.jpg

Anatoly Krasnov-Levitin writes about Vladimir Bukovsky in a heartfelt essay following Bukovsky's 1971 trial. 

Anatoly Krasnov-Levitin

Kontinent[6913].jpg

Vladimir Bukovsky warns against censorship in his 1976 letter to Radio Liberty / Radio Free Europe.

Radio Liberty and Censorship

Frolov.jpg

Vladimir Bukovsky's foreword to Andrei and Lois Frolovs' book Against the Odds: A True American-Soviet Love Story.

The Frolovs

kaminskaya.jpg

Dina Kaminskaya

Vladimir Bukovsky's lawyer Dina Kaminskaya remembers his 1967 trial in her memoires.

korchnoi.jpg

Victor Krochnoi

Vladimir Bukovsky's foreword to chess master Victor Krochnoi's autobiography.

bells.jpg

The Bell Ringer

Vladimir Bukovsky's short story published in Grani magazine in 1967.

bethell.jpg

Lord Bethell

Vladimir Bukovsky remembered by Lord Nicholas Bethell in his memoires titled Spies and Other Secrets

Pankin.jpg

Boris Pankin

Boris Pankin, a former Russian Ambassador to Great Britain, recalls his days in London and his encounters with dissidents.

nabokovbutter.jpg

Vladimir Nabokov

Vladimir Gershovich tells a story of Nabokov's contribution to saving Bukovsky from a Soviet prison.

© Copyright
bottom of page