SOVIET HISTORY LESSONS

Вступление Буковского:

​

Дорогие друзья! Я приехал из страны, где всё запрещено, кроме того, что официально разрешено. Где не запрещено иметь какие-либо политические убеждения, но где запрещено эти убеждения высказывать. Это само по себе является преступлением. Я приехал из страны, где людям либо вообще не разрешают выезжать, либо вывозят их в наручниках. Я приехал из страны, где 250 миллионов политических заключённых. Я уверен, что самый большой интерес к нашим проблемам я обнаружу здесь, в Германии, потому что здесь люди лучше других знают, как легко потерять свободу, и как трудно её вернуть. Никакое насилие и никакие заговоры не могут вернуть людям свободу. Процесс возвращения свободы -- медленный процесс; это процесс освобождения народа, и в этом отношении ваша поддержка и ваши симпатии чрезвычайно важны для нас в Советском Союзе. Мы всегда чувствовали эту поддержку и ваше сочувствие на протяжении всех этих лет. Мы чувствовали, что вы нас поддерживаете, видя, каким взглядом на нас смотрят наши надзиратели. Об этой поддержке можно было догадаться по злобе нашей администрации, по страху тех, кто у нас обладает властью. Я уверен, что теперь, когда мы одержали эту победу, мы должны удвоить наши усилия.

​

Графиня фон Дёнхофф: Как вы сказали, в Советском Союзе практически 250 миллионов политических заключенных. По прошествии этого длительного периода времени, как бы вы оценили их душевное состояние: это состояние смирения, адаптации или надежды на перемены?

​

Буковский: В течение многих десятилетий произвол коммунистической власти уничтожил многие миллионы людей. Да, конечно, это породило страх и неверие в любую возможность освобождения. Но теперь, мало-помалу, мы начинаем видеть процесс внутреннего освобождения людей, и этот процесс нашел выражение в движении за права человека. Несмотря на все репрессии со стороны власть имущих, остановить этот процесс уже невозможно. Под давлением мирового общественного мнения коммунистические диктаторы вынуждены освобождать своих политзаключенных. И таким образом они официально признаются всему миру в существовании в их стране политических заключенных. Таким образом, они продемонстрировали международный характер проблемы. Когда во всём мире признают существование политических заключенных, это приведет к новой волне развития движения за права человека в Советском Союзе и других странах Восточной Европы.

​

Фауст: Я хотел бы задать вопрос относительно людей, борющихся за гражданские права и о "неудобных" коммунистах Пражской весны (Дубчек, Хавеманн, Бирманн в ГДР), потому что существует взаимозависимость, которая простирается так далеко, что самоосвобождение становится невозможным. События в ЧССР продемонстрировали это. А экономически ГДР слишком зависима, потому что мы получаем почти 90% железной руды и 100% нефти из Советского Союза, так что движение за права человека кажется почти бессмысленным. Даже если у нас нет надежды на то, что большие перемены произойдут в Советском Союзе, и я хотел бы знать, существует ли какое-либо взаимодействие. Знают ли в СССР что-либо о правозащитниках ГДР и ЧССР и какое влияние оказывают на это движение такие люди, как Бирманн и Хавеманн.

​

Буковский: Несомненно, существует тесная связь между движениями за права человека в странах Восточной Европы и в Советском Союзе. Огромный импульс нашему движению в послесталинскую эпоху дали движения стран Восточной Европы. Можно сказать, что движения в странах Восточной Европы породили наше движение.  По мере роста нашего движения оно также оказывало влияние на движения в странах Восточной Европы. В 1968 году, когда советские войска вторглись в Чехословакию, и тысячи людей в Советском Союзе выразили свой протест.

​

Сотни людей были заключены в тюрьмы и концлагеря. Я встречался с советскими солдатами, которые отказались участвовать в тех событиях в Чехословакии. А теперь, со своей стороны, наше движение за защиту прав человека помогает правозащитным движениям в странах Восточной Европы. Когда я сейчас думаю о своих товарищах, находящихся в заключении, я ни в коем случае не забываю о заключённых в югославских тюрьмах, которые сейчас объявили голодовку. Я ни в коем случае не забываю о политических заключённых в Чехословакии, которые сейчас находятся под следствием. Я думаю о политических заключённых, интернированных в ГДР. На данный момент наше движение и наше дело -- это общее дело, и только объединив усилия, мы сможем добиться победы.

​

Проф. Лобкович: Вы провели в заключении 12 лет. Как вы думаете, на каком основании, или на каких основаниях, в Советском Союзе выносят приговоры людям, не являющимся преступниками? Во-вторых, мы наблюдаем удивительный феномен: люди, в том числе правозащитники, такие как Сахаров, не попадают тюрьму. Вы можете рассказать нам, где здесь пролегают границы?

​

Буковский: Свободу никогда не дарят, её завоёвывают! Всё, чего мы добились в Советском Союзе, было достигнуто не благодаря правительству, а вопреки правительству. Советское правительство испробовало все методы борьбы с движением за защиту прав человека. Власти сажали нас в тюрьмы, в концлагеря, психиатрические клиники, ссылали в Сибирь, насильно вывозили за границу. Но движение росло и укреплялось. Нет границы между тюрьмой и свободой. В Советском Союзе любой человек может быть арестован в любой момент.

​

Бывший генеральный прокурор Мартин: Мне было бы интересно получить ответ на следующий вопрос: На каких основаниях руководство Советского Союза оправдывает несоблюдение так называемой "третьей корзины" хельсинкских соглашений, где говорится о свободе информации, свободе передвижения граждан и о том, что оговорено в международной конвенции по гражданским и политическим правам, об экономических, социальных и культурных правах? Руководство ГДР оправдывает это на том основании, что эти соглашения не создают прямых прав для граждан, тогда как мы, на Западе, считаем, что люди получили прямые права в результате этих соглашений. ГДР заявляет, что если эти соглашения являются обязательными к исполнению, то только на уровне правительств, и именно правительства должны решать, в какой степени они хотят превратить права, содержащиеся в этих соглашениях, в законы и предоставить соответствующие свободы гражданам.

​

Буковский: В начале Хельсинкской конференции Советское правительство часто заявляло и печатало в газетах, что соглашение не требует от Советского Союза изменения чего-либо в своей внутренней структуре, а скорее, что это должны сделать западные страны. Советское правительство толкует термин "невмешательство во внутренние дела" чрезвычайно широко. Получение и передача свободной информации, попытки отдельных лиц оказывать помощь правозащитникам в Советском Союзе, публичное и честное выражение неодобрения со стороны западных частных лиц и организаций -- всё это интерпретируется как вмешательство во внутренние дела. В этом смысле подписание Советским Союзом решений СБСЕ нам ничего не дало, мы только проиграли.

​

Графиня фон Дёнхофф: Г-н Буковский говорит, что борцы за гражданские права или даже граждане Советского Союза ничего не получили в результате решений, принятых в Хельсинки. Но мы видим в последние несколько месяцев формирование Хельсинкских комитетов в Советском Союзе, Комитета по гражданским правам в Литве несколько недель назад, в Польше Комитета помощи рабочим, осужденным в июне -- откуда всё это взялось? Мне кажется, это результат того, что Заключительный акт был подписан всеми вовлечёнными в процесс странами, включая Советский Союз, и именно поэтому советские граждане увидели, что у них есть законные основания, на основе которых они могут требовать соблюдения своих прав, что у них действительно есть права и не просто обязанности, и это, я думаю, тот случай, где нужно сказать, что Запад на этот раз помог движению за гражданские права. Или вы видите это иначе? И если да, то почему?

​

Буковский: У нас в Советском Союзе никогда не было недостатка в законах, на которые мы могли бы опираться! Мы ссылались на Советскую Конституцию, которая тоже гарантирует много свобод, много прав. Мы использовали Устав ООН, различные конвенции, подписанные Советским Союзом. И если мои товарищи в Советском Союзе и других странах Восточной Европы сейчас ссылаются на Заключительный акт СБСЕ, то не потому, что нет других документов и законов. И если они сейчас ссылаются на этот закон, то не благодаря действиям правительства, а вопреки действиям правительства.

​

Проф. Лобкович: Я думаю, Буковский обвинил нас на Западе в трусости и оппортунизме, и он прав! Я вспоминаю, что госсекретарь США не решился принять Солженицына. Я вспоминаю, что от нашего федерального правительства не исходило никаких высказываний о Буковском… Но мы действительно хотим услышать от г-на Буковского как можно больше о его собственном опыте. Вы были в психиатрической клинике. В каких условиях? Когда, как вы попали в психиатрическую больницу и как к вам относились как к политическому заключенному в психиатрической больнице? Вы можете рассказать нам об этом?

​

Буковский: Чтобы ответить на вопрос, почему одни сторонники правозащитного движения сидят в тюрьмах, а другие -- в психиатрических больницах, нужно внимательнее присмотреться к атмосфере, к политическим постановлениям, которые существуют в Советском Союзе. Боюсь, вам будет очень сложно это понять, потому что наши страны -- это два очень разных мира. Если на Западе политические теории возникают индуктивно, как обобщение существующего опыта, то в Советском Союзе всё наоборот -- существует доктрина, и в соответствии с этой доктриной создаются факты жизни. Если какой-либо жизненный факт не соответствует существующей теории, он просто уничтожается. Согласно официальной доктрине, бытие определяет сознание. И, согласно этой доктрине, в Советском Союзе построен социализм. И общество там, якобы, теперь строит коммунизм. Таким образом, люди, которые живут в социалистическом и коммунистическом обществе, не могут иметь никакого другого сознания, кроме социалистического сознания. И действительно, где же те, кто верит в Бога в Советском Союзе, в то время как антирелигиозная пропаганда процветает уже 60 лет, а религиозная пропаганда запрещена? Где же противники коммунизма, когда все стороны жизни организованы в соответствии с принципами коммунизма?

​

Согласно официальной доктрине, есть два объяснения этого явления. Согласно этой доктрине, инакомыслие может быть результатом подкупа западного империализма, и тогда диссиденты становятся платными агентами империализма. Другое объяснение состоит в том, что инакомыслие -- это патологический процесс.

 

Согласно доктрине, другого логического объяснения нет. Если по какой-либо причине нецелесообразно относить диссидента к первой категории как агента империализма, он автоматически попадает во вторую категорию как психически больной человек. У психиатров нет другого выбора, кроме как поставить диагноз, который лучше всего соответствует психологическому складу пациента. Если пациент упрямый, значит, он параноик. Если он уступает, то он шизофреник.

​

Бывший федеральный прокурор Мартин: Вы сказали ранее, что Советский Союз отвергает любую критику нарушений прав человека как вмешательство во внутренние дела Советского Союза. Сейчас мы снова и снова видим, я почти хотел бы сказать день за днем, что Советский Союз или другие восточные страны считают, что они должны критиковать условия, существующие в западных странах, особенно в ФРГ. Чем объяснить эту шизофрению? И я хотел бы сейчас спросить, что советское руководство думает о концепции мирного сосуществования или разрядки?

​

Буковский: Я могу судить только по советской прессе и по тем немногим беседам, которые у меня были с советскими чиновниками. Советское руководство считает своим законным правом продолжать идеологическую борьбу, которую советское руководство называет классовой борьбой. Все политические процессы, связанные с так называемой разрядкой, имеют большое значение для Советского Союза, потому что они препятствуют проводимой им идеологической борьбе, которую советское руководство называет борьбой классовой.

​

Они считают, что обязаны сохранить всю свою огромную империю, созданную путём грабежа. Обмен идеями и людьми понимается очень формально. Конечно, советское правительство заинтересовано в обменах, таких как встречи профсоюзных должностных лиц или представителей партийных организаций, потому что такие обмены помогают им казаться респектабельными. В обмен на настоящих представителей рабочего класса из ФРГ советское руководство отправляет назначенных свeрху официальных чиновников, подконтрольных правительству. Может ли это улучшить взаимопонимание между народами? Это только придаёт налёт презентабельности фальшивым советским профсоюзам. То же самое можно сказать и о других официальных обменах делегациями. В этом отношении мне кажется не совсем понятным, что имели в виду западные державы, когда подписывали такое соглашение. Чего они ожидали?

​

Бывший федеральный прокурор Мартин: В документации о вас, опубликованной г-жой Герстенмайер, говорится, что приговор был вынесен вам заранее, до того, как состоялся суд. Для нас, жителей Запада, такое немыслимо. С нашей западной демократической точки зрения судья независим. Он не обязан подчиняться указаниям какого-либо государственного органа и должен судить в соответствии со своими убеждениями. Если приговор определяется с самого начала, как указано в этой документации, то это означает, что советский судья на самом деле не судья, а сотрудник правоохранительных органов. И небольшой дополнительный вопрос: вы сделали в суде очень смелые заявления. По вашим наблюдениям, ваши замечания произвели определенное личное впечатление на кого-то из судей?

​

Буковский: Наверное, я немного разочарую профессора. В Советском Союзе прекрасные законы. Советские судьи независимы от правительства согласно закону. Однако все судьи в Советском Союзе являются членами коммунистической партии, и в соответствии с уставом коммунистической партии все решения принимаются на основе демократического централизма. Поэтому перед заседанием суда проводится партийное собрание, на котором принимаются решения на основе демократического централизма. Судье не разрешается нарушать существующие законы или партийную дисциплину. Результатом является заранее подготовленное решение, одобренное партией. Остаётся только вежливо выслушать обвиняемого и зачитать заранее подготовленный приговор. За неделю до суда мой судья сказал мне, потирая руки: "Наконец-то мы избавились от вас на двенадцать лет!”

​

Вопрос из зала: Мой вопрос адресован одновременно господину Буковскому и господину Фаусту. Он состоит в следующем: например, математик-коммунист Леонид Плющ был освобождён из СССР в результате кампании, которую вели коммунистическая партия Франции и французская ассоциация математиков. Вольф Бирманн также получил выездную визу в результате кампании, проводимой IG Metall и рядом членов Социал-демократической партии Германии. Как вы оцениваете роль, которую играют организации рабочего движения в делах советских правозащитников, а также правозащитников других стран Восточной Европы? Я имею в виду, к примеру, социалистические партии Франции и Социал-демократическую партию Германии.

​

Буковский: У движения за права человека в Советском Союзе нет фиксированной политической модели. Всё, чего мы хотим, -- это чтобы у общественности была информация о политических событиях и чтобы у людей была возможность свободно выражать своё мнение. Мы не связаны и, надеюсь, в будущем не будем связаны особенно тесными отношениями с каким-либо политическим лагерем. Мы не принадлежим к консервативному лагерю, мы не принадлежим к социалистическому лагерю, мы принадлежим к концлагерю. Вот почему мы согласны сотрудничать со всеми открытыми, честными политическими организациями на Западе, которые пытаются поддержать нас в нашей борьбе и преследуют те же цели, что и мы. Я знаю о действиях Комитета математиков Франции, который заступился за Плюща и за меня. Мы высоко ценим эти усилия и надеемся на дальнейшее сотрудничество. Вопрос об отношении к рабочему классу в Советском Союзе приобретает сейчас особое значение. Сейчас движение за права человека постепенно выходит за рамки вопроса об интеллектуальных свободах, и здесь нам срочно нужна помощь всех организаций Запада, которые видят дело рабочего класса как своё собственное.

​

Вопрос из зала г-ну Буковскому: Почему в Советском Союзе таких людей, как вы и всех остальных в психиатрических больницах просто не отключили? Ведь с медицинской точки зрения это было бы возможно?

​

Буковский: Шестьдесят лет подряд они пытались нас "отключить" и уничтожили 60 миллионов человек. Но это не уничтожило стремление людей к свободе.

 

За этими словами Буковского последовали аплодисменты. Сердечность, доброта и даже юмор были очевидны в словах этого человека, который так так сильно пострадал, защищая базовые человеческие права. Его печень, желудок, глаза сильно повреждены. Он выглядит старше, чем он есть на самом деле. На его лице видны следы того, через что он прошёл. Он терпеливо относится к тому, что фотокорреспонденты и сотрудники телеканалов окружают его, как рой ос. Их наконец, удалось переместить подальше от него, чтобы обычные люди, которые тоже хотят его видеть, смогли его разглядеть. Он даже время от времени улыбался, хотя после того как он покинул ужасный мир концлагерей, он всё ещё плохо ориентируется в совершенно незнакомом ему западном мире. На всякий случай количество распорядителей увеличили, но коммунистов в зале не было. Видимо, они стараются избежать прямой конфронтации с этим свидетелем методов пыток, практикуемых в "раю рабочих и крестьян". Никаких беспорядков, следовательно, не было.

​

Буковский прибыл в Германию 20 января. Во время встречи с представителями немецкого ПЕН-клуба, в том числе Генрихом Бёллем, в Бонне, ему был вручён сертификат почетного членства в немецком ПЕН-клубе после того, как Французский клуб уже вручил ему свою награду. Вечер закончился приватным ужином с председателем Христианско-демократического союза Германии (ХДС) и лидером оппозиции доктором Гельмутом Колем.

​

Следующий день также был полон встреч: утром -- посещение парламента, беседа с доктором Рихардом фон Вайцзеккером и доктором Вернером Марксом, затем, в полдень, посещение дебатов в Бундестаге и часовая беседа с президентом Бундестага, профессором д-ром Карлом Карстенсом (ХДС), после чего последовала дискуссия с председателем Христианско-социального союза Баварии (ХСС) Францем Йозефом Штраусом. Встреча с лидерами оппозиции произошла по предложению третьих лиц. Встреча с Вилли Брандтом, предложенная голландскими парламентариями, представляющими социал-демократическую партию, не состоялась. Брандт "извинился за нехватку времени". Во второй половине дня состоялся двухчасовой брифинг с ведущими представителями немецкой прессы.

​

Вечером 22 января Буковский встретился с Боннской рабочей группой Общества по защите прав человека, которое особенно активно его поддерживает.

​

После панельной дискуссии 23 января вечером состоялась полуторачасовая дискуссия между Буковским и мэром Франкфурта Руди Арндтом.

​

День 24 января принёс новые встречи и интервью со Вторым каналом немецкого телевидения, записанное для трансляции 30 января. Перед началом интервью был показан фильм, в котором кратко рассказывалось о восстаниях против режимов Восточного блока. Когда рабочие Восточного Берлина вышли на улицы 16 и 17 июля 1953 года, возмущённые введением новых принудительных и тяжёлых трудовых норм, они стали первыми, кто восстал против тоталитаризма Восточного блока. Сталин умер тремя месяцами ранее, и его преемник Маленков пообещал больше свобод и улучшения жизненных условий в рамках так называемого"нового курса". В одном только Берлине число демонстрантов быстро увеличилось до 50 тысяч. Всего демонстрантов было около 300 тысяч человек, в основном это были рабочие. Когда после кровопролитных столкновений выяснилось, что полиция не может контролировать ситуацию, советская оккупационная власть своими вооруженными силами -- танковой и мотострелковой дивизиями -- подавила восстание.

 

Двенадцать лет спустя требования ввести более высокую степень демократии легли в основу так называемой "Пражской весны". Появился и человек, который был готов, хотя и нерешительно и осторожно, провести соответствующие реформы: Александр Дубчек стал символом чехословацкого эксперимента. Когда стало ясно, что чехословацкие коммунисты готовы к сотрудничеству с Западом для того, чтобы положить конец тоталитарному партийному правлению и диктатуре пролетариата, союзные силы Варшавского договора, возглавляемые советскими танками внезапно положили конец этому вектору развития. Вторжение в Чехословакию имело определенные внешнеполитические последствия. В частности, оно отсрочило ряд так называемых "мер по разрядке", которые пытался ввести Советский Союз.

Съезд СБСЕ прошёл в Хельсинки только в 1975 году после долгих переговоров. Там, под давлением некоммунистических государств, партийные лидеры Восточного блока были вынуждены подписать Хельсинкский Заключительный акт, в котором содержались пункты о расширении прав и свобод человека. Это была та цена, которую им пришлось заплатить за искомое ими признание территориального "статуса кво" в Европе.

​

В октябре 1956 года рабочие, которые в июне организовали восстание в городе Познань, предстали перед судом в Польше. В рамках процесса десталинизации, начатого Хрущёвым, они требовали более высокой заработной платы и права голоса в этом вопросе. Они взяли штурмом здания, где размещались комитеты партии, отделения тайной полиции и тюрьмы. Восстание было подавлено, в ходе чего 50 человек погибло и 300 было ранено.

​

Вдохновленные июньским восстанием в Познани, противники венгерского режима также восстали против диктатуры партии в октябре 1956 года. Молодёжные организации и организации интеллектуалов, к которым позже присоединились рабочие и солдаты, требовали больше прав, свобод и полного отказа от сталинизма. Несмотря на вмешательство советских войск, восстание сначала не удавалось подавить, и оно распространилось по всей стране. Венгрия объявила себя нейтральным государством и вышла из Варшавского договора. После обманного маневра советского руководства Будапешт оказался в окружении танков советской армии. Десять дней спустя восстание провалилось в результате подавляющего советского превосходства.

​

Через день после подписания хельсинкского Заключительного акта советская газета "Правда", а затем все партийные газеты коммунистических партий в Восточной Европе опубликовали полный текст документа в миллионах экземпляров. Отныне движение за гражданские права могло полагаться, в частности, на следующий пункт Заключительного акта: "Государства-участники будут уважать права человека и основные человеческие свободы, включая свободу мысли, совести, религии или убеждений, в отношении всех людей, не взирая на расу, пол, язык или вероисповедание. Они будут создавать благоприятные условия для эффективного осуществление гражданских, политических, экономических, социальных, культурных и других прав и свобод".

​

Подобные обязательства, как мы услышали от Буковского, уже содержались в конституциях восточноевропейских государств, хотя и с произвольно установленными ограничениями. Например, статья 125 Конституции СССР гласит: "В соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя гражданам СССР гарантируется законом: а) свобода слова, б) свобода печати, в) свобода собраний и митингов, г) свобода уличных шествий и демонстраций”.

 

В условиях непрекращающихся преследований инакомыслящих эти гарантии свобод звучат как издевательство. Более того, как мы знаем, и Советский Союз, и другие страны Восточного блока подписали и ратифицировали Конвенцию ООН о правах человека от 19 декабря 1966 года, на которую борцы за гражданские права также неоднократно ссылаются.

​

Статья 19 этого международного закона гласит: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ”.

​

Несмотря на международное и своё собственное законодательство, Советский Союз не стеснялся принудительно высылать из страны ряд граждан, ссылающихся на эти законы. Наиболее известными из таких примеров были лауреат Нобелевской премии по литературе Александр Солженицын; историк и автор книги "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?" Андрей Амальрик; математик Леонид Плющ (который, являясь здоровым человеком, дольше всех находился в специальных психиатрических клиниках); и писатель и главный редактор журнала "Континент" Владимир Максимов.

​

Многие другие советские правозащитники и диссиденты находятся в тюрьмах, лагерях, специальных психиатрических клиниках или подвергаются постоянным угрозам и запугиваниям. Например, физик-ядерщик, лауреат Нобелевской премии мира профессор Андрей Сахаров, тяжело больной бывший генерал-майор Пётр Григоренко, глава Хельсинкской группы Советского Союза, профессор Юрий Орлов, автор шокирующей книги "Мои показания" Анатолий Марченко и его жена Лариса Даниэль, протестовавшая на Красной площади в Москве против вторжения в Чехословакию.

​

Отвечая на вопрос, Буковский в ходе интервью подтвердил, что имена правозащитников, ставшие известными на Западе, -- это лишь верхушка айсберга. Чтобы остановить все движение, Советскому Союзу пришлось бы разрушить не только верхушку этого айсберга, но и сам айсберг.

​

Не сумев разрушить верхушку айсберга за последние десять лет, властям, чтобы что-то с этим поделать, пришлось бы вернуться к массовым репрессиям, то есть к временам Сталина, к чему Советский Союз вряд ли будет готов, потому что сталинская учит, что если в стране начнется террор против части населения, он скоро охватит всю страну.

​

Пока рано говорить о какой-либо политической программе движения за гражданские права. "Всё, что мы хотим на данный момент, -- информировать общественность обо всём, что происходит в Советском Союзе и дать народу возможность выразить своё мнение. В некотором смысле наша политическая программа сегодня -- это Декларация прав человека.

​

Вопрос Буковскому: видят ли правозащитники, оставшиеся в Советском Союзе, себя как группу, силу, которая основывает свою деятельность на базе советских законов, которая проводит определённую работу, выдвигает требования? Разве они, по сути, скорее не диссиденты, а легальная оппозиция?

​

Буковский: Слово "диссидент" придумала западная пресса. Все мои друзья против этого слова. Дело не в том, чтобы нас разграничивать по какой-либо конкретной политической линии. Мы никогда не были частью официальной коммунистической линии.

​

Буковский далее поясняет, что одни люди считают нынешний режим незаконным, а другие хотят восстановить законность. В любом случае, борьба за соблюдение законов, в том числе и тех, которые оставляют желать лучшего, -- это большой шаг вперёд для правозащитников. Движение за гражданские права в СССР и Восточной Европе завело власти в тупик. Например, в Москве и многих других городах тексты конвенций по правам человека конфисковываются как инкриминирующие документы во время обысков.

​

На вопрос о том, насколько серьёзно следует отнестись к возобновившимся запугиваниям Сахарова, Корнелия Герстенмайер высказалась следующим образом: "Трудно предугадать, что произойдёт. Здесь невозможно делать прогнозы. Но то, что произойдёт, конечно, будет во многом зависеть от Запада, от реакции мировой общественности. Это было продемонстрировано нам на различных примерах последних лет, таких как пример Солженицына, пример Буковского и некоторых других. Поведение властей по отношению к Сахарову и другим выдающимся и известным борцам за гражданские права отличается от поведения, например, венгерских властей. Сахарова и некоторых его знакомых щадят лишь частично, потому что они находятся в центре внимания мировой общественности. Поэтому крайне важно поддерживать этот интерес и продолжать протесты, а также усилия государств на высшем уровне”.

​

На обсуждение выносится политика разрядки. Корнелия Герстенмайер отмечает, что "политика разрядки до настоящего времени в основном представляла собой политику односторонней благотворительности со стороны Запада, которая до сих принесла либо мало пользы, либо никакой пользы демократическим, то есть ориентированным на свободу движениям в странах Восточной Европы. И мне кажется чрезвычайно опасным упускать из виду угнетённые меньшинства в ходе применения этой политики, потому что только эти меньшинства, эти демократически ориентированные силы могут гарантировать подлинную разрядку”.

 

Как и Буковский, она тоже считает, что аргумент, который использовался для запуска политики разрядки на Западе, ложен, даже лицемерен: либо война, либо мир. "Альтернатива миру -- это не только война, потому что существуют и другие формы насилия -- оккупация Чехословакии является одной из таких форм насилия, а также постоянное подавление либеральных сил в Советском Союзе и других странах Восточной Европы. ... Если эти соображения не будут интегрированы в западный политический курс, то разрядка в том виде, в каком она практиковалась до сих пор, мне кажется не только бесполезной, но и даже вредной. Установлен очень печальный статус-кво. Теперь мы можем сказать, что хельсинкские договорённости -- это всего лишь декларации о намерениях. По международному праву они никого ни к чему не обязывают, но могут повлиять на ситуацию. С тех пор как они были подписаны, мы должны жить с ним в том виде, в каком они были подписаны, и мы должны попытаться извлечь из них всё, что в наших силах, то есть сделать так, чтобы будущим историкам не приходилось ставить в один ряд Хельсинки с Мюнхеном".

​

Буковский вновь заявил об ухудшении положения политзаключенных в СССР после подписания соглашений Советским Союзом. Они были подписаны только после того, когда стало признано всё, что Советский Союз поглотил в Восточной Европе.

Ведущий программы завершил эту встречу цитатой слов профессора Юрия Орлова из Хельсинкской группы: "Всё зависит от того, насколько мы, диссиденты, готовы пожертвовать собой. А также от того, насколько вы в западном мире действительно готовы сражаться за нас. Мне думается, что западный мир не в полной мере осознаёт, насколько важна либерализация в Восточной Европе для будущего всего мира”.

​

Источник: "Wladimir Bukowskij: Vom Sowjetkerker ins Weisse Haus" by Andre Martin and Peter Falke, Paul Pattloch Verlag, Auschaffenburg, 1977.

​

Перевод с немецкого Алисы Ордабай.