SOVIET HISTORY LESSONS
От пропаганды маоизма
к разоблачению коммунизма.
Стефан Куртуа о бунтарстве, вооруженной борьбе, науке, и о том, как он опубликовал одну из самых важных книг ХХ века.
Стефан Куртуа — пожалуй, самый интересный историк своего поколения — не только изучал утопические идеологии ХХ века, но и пропускал их через собственную жизнь: начав с организации университетских бунтов и складирования оружия в своем доме в начале семидесятых, через занятия наукой он пришел к тому, что в итоге стал одним из крупнейших мировых специалистов по истории коммунизма.
Но что осталось неизменным — это его любопытство, энтузиазм и искренность, которые оставляют свой отпечаток на всех его начинаниях. Являясь автором более 30 книг, он теперь — почетный директор научно-исследовательских работ в Национальном центре научных исследований Франции, а более всего известен как автор "Черной книги коммунизма" — летописи преступлений коммунистических режимов, автором и редактором которой он стал совместно с группой других ученых.
Книга произвела фурор после того, как впервые вышла в 1997 году. Разошлась тиражом в миллион экземпляров, была переведена на 26 языков и заставила коммунистов и бывших коммунистов официально признать то, что ранее отрицалось. Легендарный диссидент Владимир Буковский назвал ее "нужной во все времена" и выступал за то, чтобы ее изучали как на Востоке, так и на Западе.
В ходе нескольких бесед с профессором Куртуа в Париже в январе 2022 года, Николя Милетич проследил путь своего собеседника — от участия в студенческих движениях во Франции на рубеже 60-х и 70-х годов через научный труд и исследовательскую работу в советских архивах, к написанию одной из самых главных книг об идеологии, которая продолжает упорно возвращаться и будоражить умы во всех странах мира.
Николя Милетич: Была ли история важным предметом в вашей семье, или это был интерес, который появился у вас во время учебы?
Стефан Куртуа: Я не происхожу из среды историков. Мои бабушки и дедушки с обеих сторон были учителями сельских светских школ, а отец мой работал в банке. Я хотел изучать историю, но отец сказал: "Это дорога в никуда. Будешь заниматься юриспруденцией". Таким образом я поступил на юридический факультет Университета Нантер в 1967 году. А затем наступил 1968 год, и я попал в круг Кон-Бендита.
В марте 1968 года в Университете Нантер началось студенческое восстание. Оно быстро распространилось на среду рабочих, что привело к воинственным демонстрациям и забастовкам, шедшим в течение двух месяцев, парализовавшим страну и поставившим под угрозу власть генерала де Голля. События мая 1968 года стали самым важным общественным движением во Франции в ХХ веке.
Дэниэль Кон-Бендит — один из крайне левых лидеров студенческого восстания во Франции 1968 года, организатор "Движения 22 марта", группы преимущественно анархо-коммунистического толка, включавшую также троцкистов, позднее — деятель французской и германской зеленых партий. С 2002 г. — сопредседатель фракции "Зеленые - Европейский свободный альянс” в Европарламенте.
Н.М.: С этого началось ваше увлечение маоизмом?
С.К.: В Нантере в 1968 году именно "Движение 22 марта" было в авангарде событий. В этом движении были анархисты, такие как лидер Дэниэль Кон-Бендит, некоторые ситуационисты и активисты UJCML ("Союз молодых коммунистов-марксистов-ленинцев"), который позже породил группу, которая сначала называлась "Vive le Communisme", а затем "Vive la Révolution".
Эта группа была анархо-маоистской, что теоретически является противоречием. В этой группе были ультрасталинисты-маоисты, бывшие члены Французской коммунистической партии (ФКП) и молодые люди вроде меня, без специальной подготовки и более анархистского толка. Вся эта мешанина варилась в невероятном идеологическом котле. Именно из этой группы в 1970 году вышло Женское освободительное движение, а затем "Front homosexuel d'action révolutionnaire".
"Front homosexuel d'action révolutionnaire" ("Фронт геев за дело революции" — свободное движение, появившееся в Париже в 1971 году в результате союза лесбиянок-феминисток и гей-активистов. FHAR известны тем, что в 1970-х годах начали привлекать внимание к вопросам гей-сообщества после студенческих и рабочих восстаний 1968 года, которые не поднимали вопросов, касавшихся прав женщин и геев. Выступали за "ниспровержение буржуазного и гетеропатриархального государства", а также "инверсию шовинистических и гомофобных ценностей."
С 1968 по 1971-1972 годы я был пылким маоистским активистом и посвящал этому все свое время. До 1972 года я управлял большим книжным магазином маоистской литературы в Париже, который назывался "La Commune". В частности, я публиковал все брошюры "Черных пантер". Поскольку группа "Vive la Révolution" была "корреспондентом" "Черных пантер" во Франции, в 1970 году к нам даже приезжала "министр иностранных дел" "Черных пантер" Конни Мэтьюз, которая ходила по Парижу с вооруженными телохранителями.
Н.М.: Маоистские боевики в то время готовились к вооруженной борьбе во Франции?
С.К.: Вооруженная борьба и сегодня остается большим табу! Среди маоистов к ней готовились две группы: "Gauche Proletarienne" и "Vive la Révolution". Группа "Vive la Révolution" имела довольно тесные отношения с организацией "Lotta Continua", готовившейся к вооруженной борьбе в Италии.
Но мы ничего не знали о вооруженной борьбе, поэтому нам пришлось искать контакты с людьми, которые что-то про это могли знать. К кому обратиться? К большому бандиту, несколько раз судимому, знавшему, где взять оружие, и к бывшему десантнику, принимавшему участие в Индокитайской войне и умевшему пользоваться этим оружием.
Я на несколько месяцев поселил у себя в доме этого десантника, который чинил оружие у меня в комнате. Пистолеты были добыты другом, громилой, который провел несколько лет в тюрьме за сутенерство и вооруженное ограбление. Я же думаю, что к нам в дом его внедрила полиция… Все это было очень мутно.
Некоторые из наших лидеров были в контакте с палестинским терроризмом, и некоторые из нас проходили стажировку в Иордании. Остальные, связавшись с ЭТА, отправились тренироваться в Пиренеи.
Мы плавали в какой-то бредовой мифологии вооруженной борьбы, у одних было оружие, у других его не было... Жан-Люк Годар в Швейцарии размножил различные руководства по вооруженной борьбе, которые контрабандой ввезли во Францию, и которые я тогда продавал в своем книжном магазине, например, "Руководство по городской партизанской войне" Карлуса Маригеллы.
Жан-Люк Годар — франко-швейцарский кинорежиссер, основоположник французской новой волны в кинематографе, активно участвовавший в крайне левых движениях с 1968 года. Его фильмы 1960-х годов оказали преобразующее влияние на мировое киноискусство. В 2010 году Годар был награжден Почетной премией Американской академии кинематографических искусств и наук, но не присутствовал на церемонии.
Жуан Карлус Маригелла — руководитель Бразильской коммунистической партии (БКП) до 1967 года, основатель и лидер подпольной организации "Действие за национальное освобождение", совершившей несколько убийств. Начиная с конца 50-х годов был одним из главных деятелей Революционной тенденции в БКП.
Идеологическая мешанина была такой, что в итоге все обвалилось и было принято решение о роспуске движения. Самороспуск "Vive la Révolution" имел две основные причины: с одной стороны — направление, в которое ушли феминистки и геи, а с другой стороны — вооруженная борьба: идти на нее или не идти? Мы готовились, но еще не предпринимали никаких действий. В конце концов, самороспуск положил конец всей этой деятельности.
Группа "Vive la Révolution" самораспустилась, и на этом мой воинствующий активизм закончился. Вот так я и ушел из маоизма: потому что не было больше ни группы, ни лидера, ничего! Все это происходило в совершенно невероятном художественном тумане.
В 1972 году я занялся другими вещами, занялся общественной деятельностью, организовывал летние лагеря для малообеспеченной молодежи. Поскольку в 1970 году я руководил большой потасовкой на юридическом факультете Университета Нантер, где произошла общая драка с полицией, и затем факультет закрыли на 15 дней, меня исключили из этого факультета. Но это, безусловно, была лучшая услуга, которую мне когда-либо оказывали!
Мне нужно было только пересечь университетский двор для того, чтобы начать изучать историю. Там мне очень повезло, потому что исторический факультет Университета Нантер был в то время самым блестящим из всех во Франции.
Затем я начал размышлять о коммунизме в связи с моей ему воинственной приверженностью, задавать себе вопросы. На самом деле, я был очень слабо политически осведомлен, когда присоединился к маоистам. Мы ведь что читали в маоистских кругах? Мы читали только Мао, Ленина и Сталина! Так что уровень моей культуры в исторических вопросах был достаточно низким.
Я снова начал изучать историю и быстро принял решение концентрироваться на коммунизме, чтобы попытаться понять его. Я получил степень магистра, специализируясь на истории Французской коммунистической партии с 1939 по 1941 год. В некоторой степени, это было с моей стороны продолжение милитантства... И когда я решил продолжить эту работу и написать диссертацию на эту тему, мой профессор отправил меня на встречу к специалисту по коммунизму по имени Энни Кригель.
Энни Кригель — французский историк, ведущий специалист по коммунизму и его истории. Вступила в ФКП в 19 лет, вышла из партии в 1956 году и посвятила себя изучению коммунизма, став ярым и хорошо осведомленным его критиком. Американский историк Роберт Пакстон дал самую высокую оценку ее книге "Французские коммунисты" после ее выхода в США в 1972 году.
Под руководством с Энни Кригель я защитил диссертацию на тему "ФКП во время войны" и опубликовал эту работу в 1980 году. Это была моя первая книга. В то время коммунисты все еще доминировали в области исследований коммунизма — со своими журналами, своими издательствами... Однажды я сказал Энни Кригель: "Нам негде публиковать наши работы". И в 1982 году мы вместе с ней создали журнал "Communisme". В штат редколлегии я набрал молодых историков, вышедших из левых, бывших троцкистов, маоистов и даже "ортодоксальных" бывших коммунистов.
Анни Кригель сыграла очень важную роль для целого поколения историков коммунизма. Все молодые историки, вышедшие из левизны, прошли через "фильтр" Энни Кригель. Именно она "декоммунизировала" нас по той простой причине, что знала этот путь, так как сама была бывшей сталинисткой. Она вышла из партии в 1956 году, после событий в Венгрии. Затем возобновила изучение истории и в 1964 году написала первую диссертацию по истории ФКП.
Журнал "Communisme" перестал выходить в 2013 году. Затем мы начали публиковать по одной книге в год до 2017 года. Создавая "Communisme", мы хотели создать рабочую группу ученых специалистов для противодействия Французской коммунистической партии, которая тогда все еще имела очень большое влияние в университетской среде и в средствах массовой информации. Это была важная задача, потому что я всегда рассматривал работу историка как работу коллективную. Мы публиковали всех молодых европейских исследователей, работавших над вопросами коммунизма.
Однажды мне предложили место в Гуверовском институте, но поскольку я только что создал журнал "Communisme", мне пришлось отказаться, потому как я был убежден, что работа моя состоит именно в этом.
Н.М.: Вы работали в советских архивах после перестройки…
С.К.: В то время у нас не было связей с СССР. А потом вдруг все начало меняться. Тьерри Вольтон (французский журналист, специалист по истории коммунистических стран и КГБ. — прим. Н.М.), имевший контакты с СССР через свою жену Наташу Дюжеву, весьма близкую к диссидентам, летом 1991 года поехал в Москву и обнаружил, что там появилась возможность доступа к архивам. Он вернулся в Париж, встретился с Анни Кригель и сказал ей: "В Москве открываются архивы, нам обязательно нужно послать туда людей, потому что мы не знаем, как долго они будут оставаться открытыми".
Весной 1992 года Энни Кригель едет в Москву, возвращается и говорит нам: "Бросайте все, что вы делаете, нам нужно срочно ехать в Москву!" В то время я работал над чем-то совсем другим, над темой исторических истоков французского коммунизма в XIX веке, но Энни была совершенно права, все нужно было бросать.
В Москву мы поехали втроем: Филипп Бутон, специалист по ФКП, Лоран Рюккер (один из моих студентов, работавший над темой роли СССР в создании Государства Израиль) и я. В первую свою поездку мы пробыли там две недели. Архивы Коммунистического Интернационала находились в Институте марксизма-ленинизма, прямо в центре Москвы. Нас приняла заведующая этими архивами, госпожа Шахназарова. Напоминаю, что в СССР не существовало закона об архивах. Архивы находились в непосредственном ведении ЦК. Но ЦК уже не было! Нам повезло: ни закона, ни ЦК!
Г-жа Шахназарова приветствовала нас очень любезно, но когда мы сказали ей, что приехали, чтобы ознакомиться с архивными документами, касающимися Французской коммунистической партии, она начала утверждать, что у нее нет таких документов, и предложила нам только ознакомиться с каталогами. Какие каталоги? Как они организованы? Три дня бродим по зданию. И вот однажды кто-то незаметно приглашает меня в свой кабинет и на ломаном английском говорит, что у него, возможно, кое-что для меня есть. Он берет в руки каталог и говорит нам, где находятся документы ФКП! Понимая, что нам сказали неправду, я жалуюсь директору института Кириллу Андерсону. Этот джентльмен был настоящим историком, специалистом по Англии XVIII века, в совершенстве владевшим французским и английским языками.
Выслушав меня, он довольно в резком тоне звонит госпоже Шахназаровой, а потом говорит мне: "Идите к ней сейчас же". Мы пошли к ней, и тогда она дала нам доступ к архивам, где были тысячи документов… Было ощущение, что мы попали в пещеру Али-Бабы!
С этого момента мы начали работать как сумасшедшие, с первой минуты открытия до последней минуты закрытия. Плюс работали по ночам, разбирая наши записи.
В то время в архивах были две системы воспроизведения: фотокопирование (но это было непомерно дорого, около 1 доллара за одну копию) и микрофильмирование, что стоило очень дешево. Все документы, которые казались нам совершенно необходимыми, мы тут же ксерокопировали. Мы думали, что по крайней мере хоть это сохранится, если архивы снова закроются. Николя Верт, который в то время был атташе по культуре в посольстве Франции в Москве, предупредил нас: "Архивы открыты сегодня, но вполне могут закрыться завтра утром". Это был 1992 год, и мы понятия не имели, что может произойти. Итак, все, что нам показалось существенным, мы отфотокопировали, остальное микрофильмировали.
Николя Верт — французский историк, специализирующийся на истории Советского Союза и сталинских репрессий. Служил Атташе по культуре в посольстве СССР во время перестройки, является автором многочисленных книг, а также одним из соавторов "Черной книги коммунизма".
Нам необыкновенно повезло: архивариус, заведовавший французскими фондами, Марина, прекрасно говорила по-французски и знала все свои архивы наизусть. Она оказала нам невероятную услугу, очевидно, в силу того, что была поражена, поняв, что вся работа, которую она проделывала годами, наконец-то будет использована для чего-то. Я проверил: никто до нас никогда не обращался к этим архивам!
Так как моя диссертация была о деятельности ФКП во время войны, я в первую очередь искал документы на эту тему. И там я нашел все рукописные отчеты Дюкло (Жак Дюклo, один из лидеров ФКП в то время. — прим. Н.М.) и Треанда, главы сверхсекретного отдела кадров ФКП, в которых были указаны все подробности их встреч в посольстве Германии с нацистами и их переговоров с Отто Абецом (послом нацистской Германии в Париже во время оккупации с 1940 по 1944 гг. — прим. Н.М.), чтобы добиться того, чтобы "Юманите" (центральный орган ФКП — прим. Н.М.) могла снова начать выходить. Все эти документы с подписями Мануильского (Дмитрий Мануильский, высокопоставленный представитель Коммунистического Интернационала. — прим. Н.М.) и Сталина.
Это были первые драгоценные камни, которые мы обнаружили в этой пещере Али-Бабы. То, что мы обнаружили, было ошеломляющим. Даже я никогда не мог себе представить, какой степени контроля подвергалась французская компартия.
Найденные документы позволили нам понять многое, что ранее мы могли видеть только через историографию, представленную коммунистами. Например, в 1936 году, когда Торез (Морис Торез, генеральный секретарь ФКП с 1930 по 1964 год. — прим. Н.М.) склонялся к участию в руководстве Народного фронта, что было бы первым случаем участия коммунистов в "буржуазном правительстве", из Москвы пришел приказ: "Нет!" То же самое в 1938 году, когда Торез хотел, чтобы коммунисты участвовали в новом правительстве Леона Блюма: Димитров
(Георгий Димитров, болгарский коммунист, лидер Коммунистического Интернационала с 1934 по 1943 год. — прим. Н.М) шлет телеграммы, в которых говорится, что об этом не может быть и речи. ФКП и шагу не сделала без разрешения Москвы!
Когда мы нашли в архивах эти секретные телеграммы, отправленные по радиоволам, с обменом мнениями между Димитровым, Фридом, Дюкло... у нас опустились руки!
Евгений Фрид, он же "товарищ Клеман", был с 1931 года представителем Коммунистического Интернационала в Париже и, соблюдая строжайшую секретность, выполнял функции подлинного лидера Коммунистического Интернационала в 1930-е годы, обеспечивая преданность глав партий Сталину и выполнение ими распоряжений Москвы.
Н.М.: Секретные телеграммы, переданные по радио?
С.К.: Да, существовала небольшая группа секретных агентов Коммунистической партии с шифровальщицами, прошедшими обучение в Москве в специальной секции Международной ленинской школы, которая занималась радио, саботажем и шпионажем. Морис Треан, глава сверхсекретной службы руководителей ФКП, имел в своем подчинении шифровальщицу, "пианистку" (то есть машинистку) с одной или двумя резервными командами. В пригородах Парижа было несколько приемопередающих станций. И все это в мирное время!
В этом и состоит проблема Коммунистической партии, мы действительно имеем дело с Янусом: есть публичный фасад, а есть совершенно секретная часть, и эта часть — советские сети. Девяносто процентов пылких активистов среди коммунистов ничего об этом не знают, вообще ничего!
Вот почему я говорил о "революции документальных подтверждений" в связи с открытием архивов. Когда становятся доступными тысячи документов, нельзя продолжать говорить, что их не существует. И эти документы говорят о целой —доселе неизвестной — части истории французского коммунизма, то есть о всей секретной части и его отношений с Москвой.
Н.М.: Ваша работа в архивах вылилась в проблемы…
С.К.: Я несколько раз возвращался в Москву для работы в архивах. В последний раз, в декабре 1994 года, мы наконец получили доступ к секретным телеграммам, которые шли по радиоволнам между ФКП и Москвой. Мы вели конспекты и делали микрофильмы, но один микрофильм так и не дошел до нас. Против нас в Москве работала сеть французских и русских коммунистов, и я уверен, что этот микрофильм был украден французскими коммунистами.
Во Франции люди, имевшие связи с коммунистами в Москве, видели, что я все глубже и глубже погружаюсь в архивы, и делали все, чтобы помешать мне продолжать работу. Чтобы попытаться лишить меня доступа к архивам, у них возникла идея опубликовать в Москве в 1994 году интервью, которое я дал газете "La Croix" (французская католическая газета — прим. Н.М.), но которое они исказили, как будто я сказал, что в московских архивах хранятся фальшивые документы. Можно было бы задаться вопросом — зачем я ездил в Москву сверяться с фальшивыми документами?! На основании этого "интервью" в мой адрес пошли обвинения на уровне главного управления российскими архивами, что г-н Куртуа — лжеисторик, провокатор, которому нужно запретить посещать архивы.
Я не сразу узнал об этой истории, потому что в то время я был в Париже. Затем кто-то проинформировал меня, и я написал письмо в управление по делам архивов, приложив мое подлинное интервью газете "La Croix", чтобы было легко понять, как оно было сфальсифицировано. Глава российского архива — это было еще при Ельцине — защищал меня, и меня не выгоняли из архивов. Но атмосфера стала действительно нездоровой, и когда я работал в архивах, то находился под постоянным наблюдением.
Однажды я получил по факсу в Париже доклад "об антикоммунистической и откровенно провокационной деятельности антикоммунистической группы Куртуа - Кригеля - Бутона - Вольтона" и не знаю кого еще... с указанием адреса, где я жил!
Сначала я подумал, что меня разыгрывает друг. Но за докладом последовал список определенного количества микрофильмов, которые я запросил из архива и которые еще не поступили. Тут я понял, что все серьезно, потому что об этом списке знали только я и российские архивы.
Автором доклада был французский историк-коммунист, мой коллега… Это были бандитские и чекистские методы!
Когда я попытался выяснить, кто прислал мне этот документ, то я обнаружил, что это был бывший член политбюро ФКП, который, услышав о существовании этого доклада, испытал такое отвращение, что переслал его мне.
Для меня открытие архивов стало своего рода началом второй карьеры на поприще истории. Начинал я в 1973 году и проработал 20 лет, до 1992 года. А тут надо было начинать все сначала, на новых базах. Это было сенсационно! И без работы в архивах мы не написали бы "Черную книгу".
"Черная книга коммунизма"
Однажды, в 1995 году, один из руководителей издательства "Robert Laffont" Шарль Ронсак попросил меня написать книгу о преступлениях коммунизма. Обдумав это предложение, я понял, что у меня не получится сделать это в одиночку. И я сформировал команду, в которую вошли Жан-Луи Панне, бывший секретарь Суварина, Николя Верт и Карел Бартошек (чешский историк, диссидент, участник Пражской весны 1968 г. — прим. Н.М.) Забавно, что это было так же, как и в редколлегии журнала "Communisme": все сотрудники "Черной книги" — бывшие коммунисты, левые, маоисты или троцкисты. Ни одного правого историка!
"Черная книга" стала триумфом, продано было более миллиона экземпляров, переведена она была на 26 языков… В США ее опубликовало издательство "Harvard University Press". Я проводил семинары по этой книге по всей Европе. Так был положен конец огромному табу.
Н.М.: Звучали ли в адрес вашей книги обвинения по поводу сравнения нацизма и коммунизма?
С.К.: Сравнение с нацизмом — предлог, используемый коммунистами, левыми и некоторыми социалистами для того, чтобы критиковать книгу. Но это сравнение невозможно было не сделать. Если взять весь ХХ век, то в нем было два грандиозных
ISBN: 0674076087. Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts; London, England, 1999. Editions Robert Laffont, S.A., Paris, 1997.
криминогенных явления: коммунизм и нацизм. Существуют расхождения в том, что коммунизм оставил в памяти людей на Западе и на Востоке. На Западе, будь то в Германии, Франции, Бельгии, Норвегии, Италии o коммунизмe воспоминают как о чем-то славном. Коммунизм приравнивается к антифашизму, сопротивлению, коммунисты на стороне справедливости, на стороне прогресса, на стороне истории… Конечно, такие чувства сегодня гораздо менее сильны, чем раньше, и, главное, уже нет его влияния на политику. Происходит смена поколений.
С другой стороны, во всей Восточной Европе после 1991 года всплыла именно трагическая память, стали проявляться свидетели. Там не только архивы, но и свидетели!
Борис Суварин (Лифшиц) родился в Киеве в 1895 году, около 1900 года переехал в Париж, в 1914 году вступил во французскую секцию Рабочего интернационала. Был одним из основателей ФКП. Во время своего членства в Исполкоме Коминтерна жил в Москве. В 1924 году поддержал Троцкого против Сталина, был снят со своих постов в Коминтерне. После исключения из ФКП в 1924 году стал одним из главных критиков сталинизма и советского режима. Оставил воспоминания о Бабеле, впоследствии переписывался с Солженицыным. Умер в Париже в 1984 году.
Н.М.: Среди этих свидетелей есть диссиденты. Сыграли ли они для вас важную роль?
С.К.: Диссиденты сыграли для меня очень маленькую роль. На самом деле, все мои мысли были сосредоточены на ФКП, а затем немного на Коммунистическом Интернационале. Я очень поздно прочел "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, а также книги Буковского. Я открыл для себя Буковского очень поздно, но потом очень хорошо с ним познакомился.
Шарль Ронзак, один из руководителей издательства "Robert Laffont", редактировавший "Черную книгу коммунизма", издал также книгу Буковского "Московской процесс: диссидент в кремлевских архивах".
ISBN: 9780998041612. Ninth of November Press, 2019. Editions Robert Laffont, 1995.
Ронзак рассказывал мне, что Буковский поделился с ним своими планами найти в архивах улики, документы и сделать копии. И Ронсак с гордостью рассказывал, как он доверил Буковскому маленький сканер, один из самых первых портативных сканеров, способный сканировать тысячи страниц.
Буковский очень хорошо сделал, что сразу рванулся, потому что в то время не было закона об архивах, они были открыты, а главное — в то время в Москве никто не знал, что такое сканер!
Наша первая встреча с Буковским произошла в Румынии. Первый перевод "Черной книги" был сделан в Румынии группой бывших румынских диссидентов, которые создали музей и центр памяти в бывшей тюрьме в Сигете, маленьком городке на севере, на границе с Украиной. Эти бывшие диссиденты создали там летний университет, где каждый год собирается около сотни молодых людей для участия в конференциях и курсах по правам человека с разными приглашенными лекторами.
В 1999 году меня пригласили в первый раз, а всего я побывал там десять раз. В 2002 году они пригласили Буковского, и мы провели вместе десять дней в Сигете. Тогда у меня был действительно замечательный контакт с Буковским. В том году впервые там появилась группа молодых молдаван.
Буковский, только что приехавший из Англии, где ему, как мне показалось, было не очень весело, был в восторге от того, что оказался среди этой группы русскоязычной молодежи.
Когда он читал свои лекции, в комнате стояла абсолютная тишина. Молодые люди были просто пленены тем, что он рассказывал им о своем опыте. В 2006 году я пригласил его в небольшой католический университет на западе Франции, в Ла-Рош-сюр-Йон, где и по сей день продолжаю читать курс о коммунизме. Мы организовали конференцию о ГУЛАГе, Буковский приехал и выступил перед амфитеатром, полным восторженных студентов.
ISBN: 9738214181. Издательство
Fundatia Academia Civica, 2003 год.
ISBN: 9738214009. Издательство Fundatia Academia Civica, 2002 год.
Владимир Буковский демонстрирует сканер, которым он копировал документы архива компартии в 1992 году.
Мы поддерживали связь, и Буковский бывал у меня в Париже. Мы встречались потом еще, особенно в тот период, когда он пытался издать книгу, в которой сравнивал Европейский Союз с СССР. (Имеется в виду книга Буковского "Евросоюз — новый СССР?", вышедшая в издательстве "Editions du Rocher" в 2005 году. — прим. ред.) В этом вопросе я с ним не соглашался. Говорил ему: "Володя, нельзя сравнивать эти две вещи. Евросоюз очень бюрократичен, согласен, но пока никого не расстреляли!"
Для меня Буковский — единственный настоящий диссидент. Во-первых, он никогда не был коммунистом, в раннем возрасте порвал с системой. Без устали боролся и страдал от совершенно ужасных последствий. Когда он рассказал в Сигете о пытках химическими препаратами, которым его подвергали в психиатрических больницах, это было ужасно! Он был очень сильным, очень умным, очень знающим человеком.
Н.М.: Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию вокруг Украины и угрозы со стороны Москвы? Российский экспансионизм при Путине — это наследие коммунистической системы?
С.К.: Для меня это наследие КГБ. Путин — чистый продукт КГБ, и я думаю, что его поведение по отношению к Украине — это поведение полковника КГБ, который не может вынести потерю контроля над Украиной.
Действия официальной России со времен Ленина до сегодняшнего дня по отношению к украинцам должны заставить замолчать господина Путина! Мы не должны забывать, что независимая Украина была первой страной, которой Ленин объявил войну в декабре 1917 года. Когда мы просматриваем, как украинцы стали жертвами сначала Ленина, а затем Сталина, с организованным там массовым голодом, уничтожением всех интеллектуальных элит, в том числе среди украинских коммунистов…
Мне никогда не думалось, что советская система вышла из царской системы. Советская система зародилась в голове Ленина. Царская система была гораздо либеральнее в 1900 году, чем Советский Союз в 1950 году.
Мы постоянно возвращаемся к фразе Путина о том, что распад СССР был величайшей геополитической катастрофой ХХ века. Путин не коммунист, то есть он уже не коммунист, но он остается кадром КГБ. А для чекистов принципиальное значение имеет контроль. Для них потерять контроль невыносимо.
Что удивительно в Путине, так это то, что он находится в состоянии полного отрицания, он отказывается признать, что СССР полностью проиграл холодную войну, и что коммунистический режим был гигантской бессмыслицей, которая закончилась полным крахом, начиная с краха экономики. Это то, что он не может снести. Он обижен и мстит: то Грузия, то Крым, то Донбасс. Вспомним, что когда все начиналось на Донбассе, Путин сказал Ангеле Меркель, что примерно через два дня он может оказаться в Киеве. Он об этом только мечтает!
Он не может избавиться от своего воспитания: он понимает только силовые взаимоотношения.
Мы наблюдаем процесс а-ля Гитлер: Гитлер ремилитаризирует левый берег Рейна, тогда как это запрещено Версальским договором. Ничего не происходит. Он вторгается в Австрию, ничего не происходит. Он угрожает вторжением в Чехословакию, что порождает Мюнхенские соглашения. Три месяца спустя, 5 марта, он нарушает Мюнхенские соглашения, рвя ту знаменитую бумагу, которой Чемберлен размахивал, как гарантией мира.
Путин уже не очень молод… Похоже, что это у него стариковские капризы. Это начинает походить на психоз. Путин ведет себя иррационально в этом вопросе.
Перевод с французского Наталии Ибраевой.
Николя Милетич был корреспондентом Agence France-Presse (AFP) в Москве с 1978 по 1981 год до того, как был выслан из страны советскими властями, и возглавлял AFP в качестве главного редактора с 2006 по 2009 год. Он лично переправил много ключевых диссидентских текстов и документов на Запад и является автором двух получивших широкое признание документальных фильмов о правах человека в России: "L'Histoire Secrète de l'Archipel du Goulag" ("Тайная история архипелага ГУЛАГ") и "За успех нашего безнадёжного дела". Его книга "Trafics et Crime dans les Balkans" об организованной преступности на Балканах была опубликована издательством Presses Universitaires de France в 1998 году.
