SOVIET HISTORY LESSONS
Выступление
Владимира Буковского
на конференции "Коммунистический менталитет".
Падуя, Италия, 14 ноября 2000 г.
14 ноября 2000 года в итальянском городе Падуя прошла конференция под названием "Коммунистический менталитет" с участием Владимира Буковского и Виктора Суворова, автора книги "Сталин, Гитлер. Мировая большевистская революция", опубликованной итальянснким издательством Spirali. Конференция прошла под патронажем региона Венето и муниципалитета Падуи.
Владимир Буковский: Будучи человеком, который сам написал семь книг, я осознаю, что книги после публикации начинают жить своей судьбой. Возможно, о событиях, которые происходят вслед за выходом этой книги, можно было бы написать отдельную книгу. Книга, о которой мы говорим сегодня -- это книга Виктора Суворова о Второй мировой войне. Сейчас она широко распространена, чрезвычайно популярна в России. Книга вышла в первый раз в 1992 году и сразу же после первого тиража вышла тиражом в несколько миллионов экземпляров. Страна раскололась, обсуждая её.
Документальный фильм по этой книге был недавно снят в 18 эпизодах. В некоторых школах молодежь сама просит изучать историю по книге Суворова. Успех также книга имела и в Польше, где тираж достиг двух миллионов экземпляров. Книга была издана два раза также и в Германии. Однако в Германии, а также во Франции, где эта книга также была опубликована, реакция прессы была весьма умеренной, и, например, книга никогда не выходила в Соединенных Штатах. Рассматривая схему успеха этой книги просто с географической точки зрения, уже можно сделать интересные выводы. Так сложилось, что я -- добровольно или невольно -- стал первой "жертвой" этой книги.
Моё знакомство с Виктором произошло более двадцати лет назад и связано с его книгой рассказов о его военном опыте в Праге под названием "Освободитель". Получилось так, что я оказался единственным, кто написал положительный отзыв о ней в "Таймс". Поскольку я был почти единственным, кто заметил её и написал хорошую рецензию, Виктор выразил желание познакомиться со мной. Потребовалось несколько месяцев, чтобы это его желание сбылось, потому что в то время он находился под строгим контролем британских спецслужб по соображениям безопасности, и поэтому ему потребовалось несколько месяцев, чтобы преодолеть все бюрократические препятствия.
Поначалу он жил в таком режиме секретности, что ему даже не разрешалось называть и произносить своё имя. И когда эта встреча, наконец, состоялась, -- в каком-то мрачном кабинете, наполовину пустом и окружённом людьми в штатском, -- он первым делом рассказал об этой книге. Он буквально затопил меня информацией, начав рассказывать о технике, танках, вооружении. Когда, наконец, посреди этого массива данных и технической информации, мне, наконец, удалось составить представление о сути того, что он пытался донести до меня, ситуация мне стала более-менее понятной.
В конце концов мне удалось составить четкую картину. Я обнаружил, что многие отдельные части мозаики, которую ни один из нас не мог до этого собрать, теперь приобретают очертания, которые, наконец, начинают наполняться смыслом. Это было похоже на головоломку: пока вы не поставите все кусочки на своё место, у вас не будет полной картины, которая имела бы смысл. То, как нам в школе преподавали историю, равно как и пропаганда -- которая определенно тоже была своего рода системой обучения -- оставляло много темных и неясных мест, оставляло неопределённость. Например, было невозможно поверить в теорию, согласно которой Сталин, человек, который даже своей собственной тени не доверял, человек, который всего три года до этого по простому подозрению уничтожил верхушку своей армии, что этот человек, как нам говорили, был настолько слеп и ничего не знал о предстоящей войне.
Очевидно, что когда они говорят нам, что Сталин не был готов к войне, в это трудно поверить. Не представляется возможным, чтобы у людей, которые изучали довоенный период и саму войну, это не вызывало никаких сомнений. Потому что весь довоенный период в советской истории был непрерывным периодом подготовки к войне. Для того, чтобы страна была готова к этой войне, миллионы, десятки миллионов крестьян были уничтожены. Именно во имя готовности к войне в стране прошла ужасная и насильственная индустриализация. Ни один специалист, ни один эксперт не сможет сказать вам ничего другого, кроме того, что все пятилетние планы и цели сталинской политики имели одну цель -- укрепление военного аппарата страны.
Кроме того, задолго до прихода к власти Гитлера и на основании неопровержимых источников мы очень хорошо знаем, что Сталин согласился открыть Советский Союз для подготовки немецких военных кадров и даже для производства оружия на советской территории. Германия, которая после Версальского мира не могла производить подводные лодки, не могла производить танки, не могла иметь тяжёлую военную технику любого вида, получила возможность делать всё это на территории Советского Союза. Есть много исторических источников, на которые можно сослаться, чтобы продемонстрировать тот факт, что без воли Сталина Гитлер никогда бы не пришёл к власти.
В 1932 году единственный шанс, который был у нацистов -- это было заставить коммунистов (и эта практика пришла от Сталина) больше не голосовать единым блоком, объединённом с социал-демократами, и, следовательно, создать левый блок против нацистов: именно дезертирство коммунистов позволило в этом случае прийти Гитлеру к власти. И, конечно, мы все прекрасно знаем, что произошло с пактом Молотова-Риббентропа, который фактически санкционировал разделение мира на два блока. Мы точно знаем до мелочей, как кадры из SS и Гестапо были обучены НКВД. И, несмотря на то, что все эти части истории известны, ни у кого ни нашлось ни времени, ни внутренней мотивации, ни стремления для того, чтобы придать им смысл, объединить их в единую структуру.
В этом и заключается значение труда Виктора Суворова. Эта способность вдаваться в детали и придавать им органичность, является большим мастерством, которым владеет Виктор Суворов. Я помню, когда Виктор закончил свой первый вариант книги, первое её издание. Вариантов потом было много. Эта его первая версия была отправлена Виктором Солженицыну: он получил восторженное письмо от Солженицына, полное комплиментов в адрес его труда. Если я правильно помню, в письме Солженицына было сказано так: "Просто невероятно, что мы все были свидетелями, мы все пережили эти факты, все эти события, и всё же кажется, что мы прошли через это, не имея возможности их понять, не имея возможности дать им объяснение".
Сам Виктор дает очень простое объяснение. По чистой случайности, когда он учился в военной академии, уроки стратегии и уроки истории следовали в расписании друг за другом. Преподаватель истории, говоря о Второй мировой войне, сказал, что Сталин совершил огромную ошибку, сосредоточив большую часть советских войск и аэропортов непосредственно на границах. А на следующем уроке стратегии молодых студентов академии учили, что в случае, если враг угрожает вторгнуться в вашу страну, первый шаг, который вам нужно сделать, это сосредоточить все войска, а также аэропорты, ближе к границам.
Молодой студент Виктор почувствовал связь между этими двумя тезисами: исторические факты не соответствовали тактическим и стратегическим правилам, поэтому что-то здесь было не так. И с этого момента он продолжал лихорадочно искать новые доказательства, читать другие книги, чтобы увидеть тенденцию и причины, которые бы подтвердили то, о чём говорила ему его первоначальная интуиция. И чем больше он продолжал читать, чем больше собирал материалов, чем больше анализировал их, тем больше доказательств получал того, что его интуиция и тезис действительно верны.
Для него это открытие стало шоком. Давайте не будем забывать его биографию: он родился в семье военных, его отец сражался на фронте, сражался до последнего дня войны. Он, как и моё поколение, вырос в атмосфере и духе Второй мировой войны. Эта ужасная правда была слишком большим бременем для его совести, он не мог держать её внутри только для себя, ему нужно было избавиться от этого бремени. Это было просто слишком тяжелое бремя для его сознания. Для того, чтобы поделиться этой истиной, которую он открыл, ему пришлось отказаться от работы спецслужбе и найти убежище вместе со своей семьей на более безопасной территории.
У него была абсолютная уверенность, что из-за этого поступка он никогда больше не увидит своих родителей. Он совершенно чётко осознавал, что совершив этот выбор, он никогда не ступит на родную землю; что с этой минуты он будет жить с меткой предателя. И всё же он знал, что должен сказать нам эту правду. Реакции разных стран были очень разными. Награда, которую он получил от своей страны, заключалась в смертной казни, к которой его приговорили. К сожалению, Запад сохранил за собой право молчания и равнодушия к нему, поэтому сегодня, как он любит говорить, он находится в равновесии, так сказать, между смертным приговором и его исполнением, и, духовно, между востоком и западом.
...
Адриано Фаваро, журналист газеты "Il Gazzettino": У меня была возможность посетить Советский Союз -- когда он назывался Советским Союзом -- дважды, до перестройки и после перестройки, а затем, в последние несколько лет, я путешествовал по отколовшимся республикам: Казахстану, Туркменистану. Я видел все изменения. И я должен сказать, что эта книга является частью культуры перемен, которую Европа также учится примерять и на себя. На данный момент мы обсуждаем много странных школьных учебников, в которых содержатся, возможно, слишком идеологизированные представления. Сегодня мы работаем в этом направлении, то есть пытаемся прочесть историю по-другому.
Меня интересует следующее: Буковский считается одним из отцов советского инакомыслия, и, поскольку мне трудно объяснить моим тридцатилетним коллегам, что происходило в Падуе во времена Красных бригад, я хотел бы, чтобы он объяснил нам, что это значило -- зарождение советского инакомыслия. Возможно, благодаря этим объяснениям мы сможем понять какие-то аспекты и нашей современной жизни.
Владимир Буковский: Боюсь, что ответ на этот вопрос превысит отведённые нам сегодня время. Однако, я помню, что аналогичный вопрос мне задавали в Англии, когда мне нужно было получить британское гражданство. Правила таковы, что до предоставления ему гражданства, лицо, подавшее на его, подвергается своего рода допросу со стороны сотрудника полиции. В тот день полицейский в форме задал мне именно этот вопрос: "Не могли бы вы нам рассказать в двух словах о своей жизни после прибытия в Англию?".
В тот момент я взял с полки издание моей автобиографической книги, передал ему и сказал: "Вот самая краткая версия моей биографии, которая существует". Очевидно, что, когда вы даете мне всего две минуты времени, я вынужден говорить о больших концепциях, и они не могут быть точными, и с их помощью только удастся передать общую идею. Если вы помните кадры, которые транслировались во время восстания на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, вы наверняка помните среди них фотографию, которую -- совершенно точно -- никто не мог забыть: знаменитую и символическую фотографию, на которой мальчик, молодой китайский студент, становится на пути колонны танков и отказывается двигаться, и эффективным образом останавливает всю колонну своим небольшим телом. Когда я увидел это по телевизору, моя интуиция сработала мгновенно: этот мальчик -- один из нас, потому что символически это то, что делали мы.
Наше обращение к режиму имело практически то же содержание, что и эта фотография, о которой я говорю. Смысл нашего послания заключался именно в следующем: "Мы стоим сейчас перед вами, и единственный способ остановить нас -- это убить". И всё же, возможно, это был единственный момент в истории Советского Союза, когда режиму не хватило смелости завершить свою работу. В 1960-е годы, нас, кто имел мужество противостоять режиму, было не более пары тысяч человек против всего аппарата режима. Режим всячески пытался подавить и задушить наши голоса: нас отправляли в ГУЛАГ, в психиатрические больницы, всячески пытались сломать наше сопротивление, и, в конце концов, им пришлось сдаться. Учтите, что единственным способом избавиться от нас было изгнать нас из страны.
Теперь, когда коммунизм в теории исчез, я с нетерпением жду, когда можно будет взглянуть на эти годы в перспективе и попытаться понять, что осталось от тех лет. Что мы получили за эти годы? Я прекрасно осознаю, что не мы разрушили этот режим, этот режим прогнил из-за его врождённых недостатков, из-за своей врождённой глупости. Но, несомненно, наше вмешательство ускорило процесс. И, самое главное, мы способствовали этому без кровопролития. То есть нам удалось дать нашей стране пример того, как сопротивление возможно без кровопролития, без насилия.
Действительно, эффект от нашего вмешательства, особенно на высоком правительственном уровне, был, безусловно, разрушительным. Об этом мне рассказывали руководители горбачёвского периода, например, Яковлев. Они не смогли применить силу как раз в момент наибольшего напряжения. Режим в тот момент, в том числе и с нашей помощью, был настолько дискредитирован, что никто не защитил бы его, даже КГБ. И, возможно, ещё один результат, который был получен благодаря нашей помощи и поддержке, заключается в том, что во время эры Рейгана и Тэтчер, западный мир каким-то образом нашёл в себе силы противостоять светскому режиму. И Рейган, и Тэтчер, оба говорили мне об этом лично.
Например, они оба прямо сказали мне, что они поняли, что Запад может победить в противостоянии с восточным блоком, не прибегая к войне. Дилемма, возникшая на Западе во время холодной войны, дилемма, среди прочего, подчеркиваемая левой пропагандой, заключалась в следующем: чтобы иметь возможность каким-либо образом противостоять Советскому Союзу, необходимо либо активное сопротивление, либо мирное сосуществование. Мирное сосуществование означало моральную капитуляцию. И, по их словам, урок, который они извлекли из нашего примера, был именно таким: что можно победить Советский Союз, не прибегая к войне.
Теперь, вспоминая те годы, я, конечно, вижу, что нынешняя ситуация не совсем соответствует цели, которую мы поставили перед собой со стратегической точки зрения в то время. Просто наши действия как молодых людей восемнадцати-двадцати лет, независимо от какой-либо стратегической проекции, были спонтанным и непосредственным импульсом. Отказ склонить голову перед режимом, утверждение своей свободы: "Я не согнусь перед этим режимом, вне зависимости от того, что может случиться со мной, потому что я хочу быть свободным". Вот краткий ответ на ваш вопрос.
Адриано Фаваро: Говорят, что коммунизм мёртв, что он ушёл, но коммунисты всё ещё остались. Тема этого вечера -- "Коммунистический менталитет". В ходе этой дискуссии мы в чём-то разобрались. Но, как вы думаете, что это всё-таки за менталитет?
Владимир Буковский: Когда мне говорят, что коммунизм рухнул, или, вернее, для простоты я сам иногда говорю это, я спонтанно задаю себе вопрос и спрашиваю себя, действительно ли коммунизм рухнул. Когда мы говорим, например, о крахе нацизма, это настоящий крах: режим был полностью истощён, полностью уничтожен, его структуры демонтированы, публично осуждены. Однако никто не сделал ничего похожего в отношении коммунизма. Даже подход к коммунизму с самого начала был совершенно другим, чем к нацизму. Не смотря на то, что действия обоих режимов были похожи: преступления с обеих сторон, геноцид с обеих сторон, так мало разницы между ними. Однако, если преступления были совершены нацистами, они были определены как таковые, как преступления. Те же действия, предпринятые коммунистами, были просто оценены как ошибки, порождённые путаницей.
В результате этого мы находимся в конце холодной войны, предполагая, что этот период закончился. Но на самом деле мы в гораздо худшей ситуации, чем та, которая последовала за Второй мировой войной. Можем ли мы представить, чтобы в конце войны, в 1945 году, во Франции такой человек, как маршал Петен, мог бы считаться освободителем и спасителем? Кто бы мог к концу войны считать [норвежского генерала] Карла Густава Флейшера великой личностью, достойным и уважаемым человеком?
Сейчас же мы видим совершенно другую ситуацию. Бывшие друзья и товарищи Москвы почти все оказываются у власти в большинстве европейских стран. Я хотел бы быть более конкретным, потому что обычно мне возражают, что, в конце концов, они достойные политики, люди, которые имеют свое имя и хорошую репутацию. Так что я хотел бы высказаться более конкретно. Взять хотя бы немецкую социал-демократию. В своей книге "Московский процесс" я собрал, опубликовал и раскрыл ряд документов, которые неопровержимо демонстрируют сотрудничество между Германией и советским режимом, часто даже через канал КГБ.
Действительно, в 1970-х годах сотрудничество между двумя системами достигло такой степени тесноты и сплочённости, что стало очень трудно определить, где кончались социал-демократы и где начинался КГБ. Рассматривая ситуацию в Англии, стране, в которой я живу, есть министр иностранных дел -- джентльмен по имени Робин Кук. Вы знаете, чем занимался этот джентльмен во времена холодной войны? Он был активистом движения за одностороннее разоружение в отношении ядерного оружия на Западе. Пацифистское движение, чьи бразды правления прочно держала в своих руках Москва, которое было организовано и подогреваемо Москвой, а также получало от неё поддержку.
Даже такая фигура, как президент Клинтон. Давайте посмотрим, что делал президент Клинтон в период холодной войны: он был в то время молодым активистом против войны во Вьетнаме. Будучи студентом Оксфордского университета, он посещал демонстрации в Лондоне перед посольством своей страны против политики своей страны. В Москве уделяли особое внимание этим молодым активистам, очень часто относились к ним хорошо и даже приглашали их приезжать в гости в Москву. Клинтон был одним из таких приглашённых, но мы не знаем, что он делал во время этих своих визитов в Советский Союз.
Когда я изучал архивы, это были архивы очень высокого уровня -- архивы Центрального комитета Коммунистической партии. Маленькие люди -- а в то время, когда Клинтон был молодым, он был ничтожным -- не фигурировали в архивных коллекциях такого уровня. Поэтому понятно, что о Клинтоне в архивах Центрального комитета я ничего не смог найти. Если искать информацию о Клинтоне, нужно посмотреть в архивах КГБ на очень низком уровне. И здесь я приглашаю вас подумать о том, что сегодня в мире возникла ситуация, когда к власти пришли люди, в прошлом сотрудничавшие с советским режимом.
Очевидно, что ни один из них не заинтересован лично в том, чтобы архивы были открыты, и абсолютно не хочет, чтобы преступники были раскрыты, чтобы правда вышла наружу. Когда я в 1991 году был в Москве и спросил у российского руководства, почему они не считают, что пришло время открыть архивы и дать исследователям и историкам возможность увидеть архивные документы, я понял, что именно западные правительства оказали наибольшее сопротивление открытию архивов. И действительно, самыми большими противниками открытия советских архивов были Государственный департамент США и Министерство иностранных дел Германии.
Отвечая на ваш вопрос, я могу только сказать, что коммунизм не закончился, не был раздавлен, что все те, кто являются наследниками и наследием этого режима, теперь занимают влиятельные посты в Европе и в остальном мире. Я убеждён, что в том, что касается моей страны, они не смогут вернуть ей величие прошлого. Россия никогда не вернётся к тому, чтобы стать великой державой, и больше не сможет представлять для человечества угрозу, которую она представляла в прошлом. И, тем не менее, мы не можем сказать, что победили их.
Давайте подумаем о ситуации в Австрии. Победа правых сил спровоцировала международную реакцию даже со стороны Европейского Союза -- наложение эмбарго и бойкота. Сейчас мир мобилизуется, чтобы осудить Австрию, но никто не будет шокирован, если бывшие коммунисты придут к власти в Италии. В этом отношении никто не проявит беспокойства. Мы находимся в ситуации моральной шизофрении, в ситуации, когда мы не можем назвыать чёрное черным, белое -- белым и называть вещи своими именами. И пока мы не проведём процесс по осуждению коммунизма, так же, как был проведён процесс по осуждению нацизма -- процесс, который был осуществлен и завершён -- мы, повторяю, никогда не сможем утверждать, что победили коммунизм.