SOVIET HISTORY LESSONS
Ex-Dissidents,
"The Unnecessary People"?
Vladimir Bukovsky writes in
Le Monde, May 16, 1996.
Бывшие диссиденты: "Лишние люди"?
Статья Владимира Буковского в газете Le Monde, 16 мая 1996 г.
A few days ago the postman brought me a strange letter from the young Republic of Uzbekistan, addressed in all simplicity to "Vladimir Bukovsky, Cambridge, Great Britain". Somewhat surprised that the post office managed to find me, I opened it and read the following:
"The Jews here continue to leave for Israel, the Germans for Germany. The Russians are also leaving, and their destination is clear: it is the Russian Federation. But we, the Soviets, what are we supposed to do? And what are our children going to do? Shall we leave for Cambridge in order to join Bukovsky there? Or will we be forced to take refuge in India, like Bobby Fisher?".
Signed: Vladimir Goldman, historian, philosophy research doctorate, former student of the Moscow State University, class of 1983.
That voice emanating from the sands of Central Asia did not ask for a response, but I felt compelled to pick up a pen:
"Dear Mr. Goldman, It is surely not my vocation to advise the Soviets; I can only wish them to stop being Soviets and become human beings. However, to my great regret, there are still many places on the globe where they can emigrate: China, North Korea, or Cuba. Language barriers or cultural differences should not be a problem for a Soviet man, because his homeland is always where the red flag flies. But whatever your final decision, I ask one thing of you: please, do not go to Cambridge".
In reality, Mr. Goldman has no reason to complain: whether he chooses to stay in Bukhara or goes to Russia, it is unlikely that he will run out of red flags. The most depressing aspect of the post-communist world is that it has remained Soviet in such a revolting fashion; in style, as well as in essence.
The communist regime may have disintegrated and the Soviet Union collapsed, but the real winner of the Cold War remains, without a doubt, the Soviet man in all his splendor.
This explains the bloody mess in Chechnya, the nostalgia for the "good old days" and the persistent efforts of so many to resuscitate the Soviet Union (efforts as ludicrous as the attempt to resuscitate Lenin by decree). And also the electoral "choice" in Russia between ex-communists and neo-communists, with Boris Yeltsin increasingly resembling Leonid Brezhnev in the last years of his life...
Such were the bitter reflections which gave its coloring to the conference of dissidents. This conference, which was held in Paris at the end of March, was probably the first (and surely the most important) gathering of Russian or Western intellectuals, former dissidents and cold warriors, since the collapse of the USSR.
Dedicated to the memory of Vladimir Maximov (who died in Paris a year ago), this was in itself a kind of miracle, because the invitees practically all responded with "I will attend", and a lot of goodwill made up for the lack of funds. What is more, the desire to meet again and to discuss our respective concerns was so great that no acrimony spoiled these two days of debates.
Perhaps this serenity was furthered by the participants' visit to the famous Russian cemetery of Sainte-Genevieve-des-Bois, which granted a definitive political asylum to the elite of art and literature, to Russian political thought and philosophy of this century, from Ivan Bunin and Dimitri Merejkovski to Victor Nekrasov and Alexander Galich, from General Wrangel and his "Whites" to Andrei Tarkovski and Rudolf Nureyev.
Indeed, it was a vision that invited humility. I suppose that, in some way, it could only reinforce the general feeling of defeat suffered at the hands of the Soviet man, this "future vulgarian" whom Merezhkovsky described so eloquently.
The very depth of this feeling must have made all other considerations derisory, including personal ambitions and mutual settling of scores. Leaving the cemetery, everyone inevitably wondered: "What kind of nation are we, when the best of us have died in exile?".
Alas! My correspondent from Uzbekistan is wrong: the real Russian still cannot return to Russia, even if he is dead. даже умерев. There has been no evolution from dissent to democracy, despite all our efforts. Perhaps, it had to be so: the dissident movement was never a political party with a clearly defined platform, but rather a small group of individuals who -- like the Chinese student of the Tiananmen Square -- stood in the way of the totalitarian chariot, forcing it to change its course. And the chariot has lived up to its race, hasn't it? So what else could we hope for?
Indeed, none of us were naive enough to hope for the instant triumph of democracy after the collapse of communism. But deep in their hearts, many would hope to show our compatriots (by personal example, if necessary) that one could change the course of one's own life, and consequently the destiny of the country, by blocking the road to arbitrariness and oppression.
We hoped to demonstrate that democracy was not just an electoral farce, as it happened a few years later, but the responsible participation of people in the day-to-day affairs of their country. We hoped, I believe, that one day public opinion would become a real force, as the streams of the thaw form a mighty torrent.
Those of our friends who demonstrated in Red Square in 1968 to protest the Soviet invasion of Czechoslovakia knew they could not stop the invasion. They simply fulfilled their duty as citizens. And although they were arrested moments later, the message was clear and simple: if hundreds of thousands of people had taken to the streets, the tanks would have changed routes. Unfortunately, the message did not reach its destination.
Today, after the passage of twenty-eight years, people could have easily stopped the massacre in Chechnya, especially given that no one, at this time, risks arrest. And yet, we search for such news in vain at the evening newspapers, hoping for even a small stream, never mind a torrent...
So, twenty-eight years later, we look at each other, and each of us reads the same silent question in the eyes of the other: was it all in vain, prisons and work camps, confinement in mental hospitals? Are we those "unnecessary people" who were so well described in the great Russian literature of the 19th century?
After all, even here in the West, we have failed to change the attitude of public opinion toward us. Once again, as twenty years ago, Western governments are placing their hopes in the "liberals" of the Kremlin, while totally neglecting Russian public opinion. As in all these decades, new billions of dollars are being thrown into Russia's black hole in order to support non-existent "democrats" and their never-started "reforms". This is not something new. Again, Western taxpayers' money finances oppression in a far-flung country, this time the shelling of Chechen villages.
What can we do? Refuse to pay our taxes and go to France, the United States, or Germany? What indeed can we do if the entire world wishes the triumph of the Soviet man? Or maybe we are blind and lost and cradled in delusions over and over again trying to divide mankind into "them" and "us" when the entire planet has probably never been so populated with specimens of the Soviet species?
There's only one thing I'm sure of: I don't want this sort of thing in my home in Cambridge.
Translated from French by Alissa Ordabai.
На днях почтальон принёс мне странное письмо из новообразовавшейся Республики Узбекистан, адресованное просто "Владимиру Буковскому, Кембридж, Великобритания". Несколько удивившись, что почтовому отделению удалось меня найти, я раскрыл конверт и прочёл следующее:
"Евреи здесь продолжают уезжать в Израиль, немцы -- в Германию. Русские тоже уезжают, и их пункт назначения ясен: Российская Федерация. Но что делать нам, советским людям? Куда деваться нашим детям? Ехать в Кембридж, присоединиться там к Буковскому? Или мы будем вынуждены искать пристанища в Индии, как Бобби Фишер?".
Подпись: Владимир Гольдман, историк, кандидат наук, выпускник МГУ, год выпуска 1983.
Этот голос, исходящий из песков Средней Азии, не требовал ответа, но я почувствовал себя обязанным взяться за ручку:
"Уважаемый г-н Гольдман, это, конечно, не моё призвание -- давать советы советским людям; я могу только пожелать, чтобы они перестали быть советскими и стали просто людьми. Однако, к моему большому сожалению, на земном шаре существует ещё много мест, куда они могут эмигрировать: Китай, Северная Корея, Куба. Языковые барьеры или культурные различия не должны составлять для советского человека проблем, потому что его родина всегда там, где развевается красный флаг. Но, каким бы ни было ваше окончательное решение, я прошу вас об одном: пожалуйста, не приезжайте в Кембридж".
На самом деле, у г-на Гольдмана нет причин жаловаться: решит ли он остаться в Бухаре или поедет в Россию, вряд ли он начнёт испытывать недостаток в красных флагах. Самым удручающим аспектом посткоммунистического мира является то, что он таким отвратительным образом продолжает оставаться советским -- как по стилю, так и по сути.
Коммунистический режим, возможно, рухнул, и Советский Союз рухнул, но настоящим победителем в холодной войне, без сомнения, остаётся советский человек во всём своём великолепии.
Этим объясняется кровавое месиво, которым стала Чечня, ностальгия по "старым добрым временам" и настойчивые попытки многих реанимировать Советский Союз (усилия столь же смехотворные, какими стали бы попытки воскресить Ленина с помощью декрета). А также существование "выбора" на выборах в России между бывшими коммунистами и неокоммунистами, в ситуации, когда Борис Ельцин всё больше начинает напоминать Леонида Брежнева в последние годы его жизни...
Таковы были размышления, окрасившие в горькие тона недавно прошедшую конференцию диссидентов. Эта конференция, которая прошла в Париже в конце марта, стала, вероятно, первым (и, безусловно, самым важным) собранием русских и западных интеллектуалов, бывших диссидентов и сторонников холодной войны после распада СССР.
Посвящённая памяти Владимира Максимова (скончавшегося год назад в Париже), она сама по себе стала чудом, потому что практически все приглашённые ответили: "Я приеду", а отсутствие финансовых средств было компенсировано присутствием доброй воли. Более того, желание встретиться и обсудить наши проблемы было настолько велико, что никакие разногласия не испортили эти два дня дискуссий.
Возможно, этой мирной атмосфере способствовало посещение участниками знаменитого русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа, предоставившее окончательное политическое убежище элите русского искусства и литературы, представителям русской политической мысли и философии этого века, от Ивана Бунина до Дмитрия Мережковского, от Виктора Некрасова до Александра Галича, от генерала Врангеля и его "белых" до Андрея Тарковского и Рудольфа Нуреева.
Действительно, это место требовало смирения от посетителей. Полагаю, что в некотором роде кладбище только усилило овладевшее всеми нами чувство, что мы потерпели поражение от рук советского человека, этого "грядущего хама", как выразительно определил его Мережковский.
Сама глубина этого чувства должна была свести на нет все остальные соображения, включая личные амбиции и взаимное сведение счетов. Покидая кладбище, все неизбежно задавались вопросом: "Что мы за нация, когда лучшие из нас умерли в изгнании?".
Увы! Мой корреспондент в Узбекистане ошибается: настоящий русский до сих пор не может вернуться в Россию, даже если он мёртв. Несмотря на все наши усилия, эволюции от инакомыслия к демократии не произошло. Возможно, так и должно было случиться: диссидентское движение никогда не было политической партией с чётко определённой платформой, а скорее было небольшой группой людей, которые, подобно китайскому студенту на площади Тяньаньмэнь, стояли на пути тоталитарной колесницы и заставляли её изменить свой курс. А с колесницей всё произошло по правилам этой гонки, не так ли? Так на что ещё -- сверх этого -- мы могли надеяться?
Действительно, никто из нас не был настолько наивен, чтобы надеяться на мгновенное торжество демократии после краха коммунизма. Но в глубине души многие надеялись показать своим соотечественникам (при необходимости -- на личном примере), что изменить ход своей жизни возможно, а следовательно, изменить и судьбу страны, преградив путь произволу и тирании.
Мы надеялись показать, что демократия -- это не фарс с выборами (который был разыгран несколько лет спустя), а ответственное участие людей в повседневных делах своей страны. Мы надеялись, что однажды общественное мнение станет реальной силой, по мере того, как ручейки оттепели начали бы объединяться в один мощный поток.
Те из наших друзей, кто вышел на Красную площадь в 1968 году, протестуя против советского вторжения в Чехословакию, знали, что они не могут остановить вторжение. Они просто выполнили свой гражданский долг. И хотя через несколько мгновений их арестовали, их послание было ясным и простым: если бы сотни тысяч людей вышли на улицы, танки изменили бы свой маршрут. К сожалению, это послание не дошло до адресатов.
Сегодня, по прошествии 28 лет, люди могли бы легко остановить бойню в Чечне, особенно с учётом того, что сейчас за это никого не арестуют. И тем не менее, мы напрасно ищем такого рода новости в вечерних газетах, в надежде хотя бы на небольшой ручеёк, не говоря уже о потоке ...
Итак, 28 лет спустя мы смотрим друг на друга, и каждый из нас читает один и тот же безмолвный вопрос в глазах другого: было ли всё это напрасно -- тюрьмы и лагеря, заключение в психиатрические больницы? Не те ли мы "лишние люди", которых так хорошо описала великая русская литература XIX века?
В конце концов, даже здесь, на Западе, нам не удалось изменить отношение к себе общественного мнения. Снова, как и двадцать лет назад, западные правительства возлагают надежды на кремлевских "либералов", полностью игнорируя российское общественное мнение. Как и все эти десятилетия, новые миллиарды долларов оказываются выброшенными в чёрную дыру России, чтобы поддержать несуществующих "демократов" и их так и не начавшиеся "реформы". Это не новость. Опять же, деньги западных налогоплательщиков финансируют тиранию в далёкой стране -- на этот раз обстрелы чеченских сёл.
Что мы можем сделать? Отказаться платить налоги и переехать жить во Францию, в США или Германию? Что нам делать, если весь мир желает победы советского человека? Или, может быть, мы слепы, заблудились, и снова и снова попадем в плен иллюзий, пытаясь разделить человечество на "них" и "нас", в то время как вся наша планета, судя по всему, никогда не была так густо заселена представителями советской разновидности человека?
Я уверен только в одном: я не хочу этого у себя дома в Кембридже.
Перевод Алисы Ордабай.